Люси Монро - Мое седьмое небо
– Я планирую жениться на вашей дочери.
Гарри откинулся на спинку кресла, будто слова Максвелла ударили его физически:
– Я не Джереми Арчер. Я не продам дочь ради будущего своей компании.
– А я не пытаюсь ее купить. – Хотя Максвелл не считал, что Виктор купил Мэдисон.
– Вы ее любите? – спросил Грейсон.
– Это касается только меня и Роми.
– Она моя дочь. Я хочу, чтобы она была счастлива.
– Правда?
– Конечно. Как вы можете сомневаться? Я не Джереми Арчер. Я не продам Роми, чтобы спасти компанию, которая не на грани разорения, что бы там ни говорил этот ублюдок.
– Но вашу компанию могут перекупить и поглотить.
– Роми не будет приложением к этой сделке.
– Нет. Но речь о вашей трезвости.
– Что? Этого не было в контракте. – Грейсон посмотрел на контракт, присланный из офиса Максвелла два дня назад.
Максвелл вытащил пачку бумаг из портфеля:
– Нет. Об этом сказано в дополнительном распоряжении к завещанию.
Вчера вечером Максвелл понял, что Роми вполне может понадобиться более мощный стимул для согласия с его планами. Если он хочет дать Роми нечто большее, чем сохранение компании отца от поглощения другими дельцами, то обязательно применит подобную мотивацию.
Грейсон стал болезненно бледным, читая распоряжение к завещанию:
– Я не обязан соглашаться. Моя жизнь никого не касается.
– И все-таки я решил вмешаться.
– Как и в дела моей компании.
– Неужели вы предпочли бы дискутировать с Джереми Арчером?
– Я предпочел бы Виктора Бека.
– Виктор не захочет объединять компании. Он просто поглотит вашу компанию. – Виктор Бек был столь же безжалостным бизнесменом, что и Максвелл Блэк.
– Я не лягу в реабилитационную клинику.
Максвелл не стал спорить. Он знал лучше, что Гарри Грейсон согласится.
Поэтому он спросил:
– Вы задумывались, как ваша смерть от алкоголизма навредит вашей дочери?
– Она взрослый человек.
– Который будет горевать после вашей смерти и обвинять себя в том, что не смогла вам помочь. У нее очень нежное сердце.
– Не надо мне об этом говорить. – Грейсон свирепо посмотрел на Максвелла. – Я хорошо знаю свою дочь.
– Тогда вы должны знать, как на нее повлияют ваши действия.
– Она за меня не отвечает, – как-то не слишком уверенно ответил он.
– Она ваша дочь, и вы за нее отвечаете, – произнес Максвелл.
– Да, конечно.
– Несмотря на то, что она взрослая?
– Да, – выдавил Гарри Грейсон.
– Тогда вы должны лечиться ради нее.
– Это не так просто.
– Жизнь вообще штука сложная.
– Я тоскую по ее матери, черт побери! – воскликнул Гарри.
Максвелл не стал говорить, что пожилой мужчина слишком долго топит тоску в вине. И, вероятно, постоянное опьянение не позволяет ему жить дальше.
– Вы должны лечь в реабилитационную клинику и оставаться там, пока вас не выпишут, – произнес Максвелл.
– Не выйдет! – Грейсон швырнул документы на стол. – Я должен пробыть там до конца жизни?
– Нет. Вы останетесь там, пока не научитесь справляться со своим горем.
– Проблема уже не только в моем горе, – признался Грейсон, удивляя Максвелла.
Он не догадывался, что старик знает о масштабе своей проблемы.
– Значит, у вас есть более веская причина решить свою проблему немедленно, – настаивал Максвелл.
– Не все так просто.
– Я не согласен, – сказал он.
– Тогда сами отправляйтесь в клинику.
– Мне не нужно лечиться. А вам необходимо.
Гарри Грейсон отчаянно сопротивлялся:
– Я не обязан подписывать этот контракт.
– Мне не нужно слияние с вашей компанией. Я могу завладеть ею без вашего участия. На карту поставлено нечто иное.
– Что именно?
– Благополучие вашей дочери Роми.
– О чем вы, черт побери, говорите?
– Вы не причините ей боли. Никак. – Максвелл был уверен, что для Роми здоровье Гарри Грейсона дороже ее собственного комфорта.
– Она не позволит вам забрать у меня компанию, – резко, но обеспокоенно произнес Грейсон, зная, что говорит неубедительно.
– Вы недооцениваете мое умение убеждать. – Максвелл напротив ничуть не сомневался в собственных способностях.
– А вы недооцениваете ее преданность и силу любви.
– Вы хотите, чтобы она вас потеряла? – сказал Максвелл.
– Вы не остановитесь ни перед чем, – заметил Гарри.
– Моя репутация вам известна.
– Известна. Поэтому я и удивился вашему предложению о слиянии компаний.
– Соглашайтесь с моим предложением.
– Зачем? Чтобы вы не забрали то, что хотите?
– Ради Роми.
Грейсон скривился:
– Она примерная дочь.
– И она заслуживает здорового отца.
– Должно быть, она вам небезразлична, иначе бы вы не настаивали. Ладно. Я подпишу контракт. И дополнительное распоряжение к завещанию.
– Хорошо.
Максвелл вызвал по телефону своего телохранителя и личного помощника по административным вопросам, чтобы они засвидетельствовали контракт. Его второй помощник – лицензированный нотариус – заверил контракт.
– Ваша находчивость пугает, – сказал Грейсон Максвеллу.
Максвелл не возражал.
Через пятнадцать минут Гарри Грейсон чертыхался, когда его вещи собрали, а Максвелл приставил к нему телохранителя-няньку, который должен был отвезти его в реабилитационный центр.
* * *Роми впорхнула в дом в пять минут после полудня, чувствуя себя посвежевшей.
Экономка миссис Кей сообщила, что в гостиной ее ждет мистер Блэк.
Он снял пиджак и повесил его на спинку стула и ослабил галстук. Красивые брюки облегали его мускулистые бедра, пока он сидел на диване. Напротив Макса, на журнальном столике, лежали альбомы с семейными фотографиями Грейсонов.
Максвелл поднял глаза от открытого альбома, лежащего на его коленях:
– Твоя мать была красавицей…
– Да. – Роми положила сумочку и пересекла комнату.
– Ты похожа на нее. – Он кивнул на альбом. Ей пришлось присесть рядом, чтобы увидеть фотографии.
Было бы несправедливо отказаться присесть с ним рядом. Поправив ворот платья-туники, Роми расположилась рядом с Максвеллом:
– Спасибо, но большинство людей думают, что я похожа на родню со стороны отца.
– Нет. – Максвелл решительно покачал головой. – Ты унаследовала от нее не только цвет глаз, но и их миндалевидную форму.
– Она не была брюнеткой. – Волосы Роми были такого же цвета, как у бабушки Грейсон в молодости. Хотя она никогда не встречалась с этой женщиной.
– Они такие же шелковистые, – ласково произнес Макс, – и прямые как у тебя.
Взяв несколько ее прядей большим и указательным пальцами, он погладил их, чтобы доказать Роми, насколько он мягкие.
