Александра Торн - Зной пустыни
Лиз оставалась бесстрастной, как профессиональный игрок в покер, и он рискнул удвоить ставку.
— Звони в полицию, и я скажу копам, что поделил денежки с Долгой Охотой. — Мейсон протянул ей трубку.
— Это не спасет тебя от тюрьмы. Будь благоразумен, Рик. Если ты согласишься на мои условия, мы спокойно разойдемся и сделаем вид, что ничего не произошло.
— И в какую сумму ты оцениваешь репутацию своего индейца? В миллион? В два?
— Ты не в своем уме.
— Лиз, ты же понимаешь, что я ничего тебе не дам, если не получу кое-что взамен.
— И чего ты хочешь?
— Во-первых, забудь о деньгах.
Лиз кивнула.
— Это я учту. Напиши письмо, я тут же уеду, и мы больше не встретимся.
— А где гарантии, что ты не отправишься с ним в полицию?
— Даю тебе честное слово.
Мейсон расхохотался.
— Леди, в моих глазах ваше слово гроша ломаного не стоит. Но у меня есть идея. Я всегда считал, что любого человека можно купить. Все дело в цене. В какую сумму вы, миледи, оцениваете доброе имя и безупречную репутацию Долгой Охоты? Почему бы нам не лечь в постель, как в добрые старые времена? А я сделаю фотографии о нашем времяпрепровождении. И если вы отнесете письмо копам, то я покажу им снимки.
— Ублюдок! Жалкая пародия на мужчину.
— Полгода назад ты так не думала. — Мейсон фальцетом передразнил: — «О-ооо, Рик, хоро-шооо, еще!»
Лиз со всего маху влепила ему пощечину.
«Так-то лучше», — торжествующе подумал Рик. Ее спокойствие наконец испарилось, и не важно, что лед растаял от ярости. Главное, он растаял. Мейсон перехватил ее руку. Такого удовольствия от общения с Лиз он не получил даже тогда, когда лежал с ней в постели. Он любил бойцов.
Заметив, что ее бешенство только приятно волнует Мейсона, Лиз справилась с яростью, высвободила руки и отступила на несколько шагов. Несмотря на оплеуху, Рик был почти счастлив, и она вдруг поняла, что имеет дело с обиженным злым ребенком, который готов разрушить весь мир, лишь бы добиться своего. И движет им не сексуальное влечение к ней, а желание расквитаться за то, что она его отвергла. Но это не принесло ей облегчения. Ведь можно договориться со взрослым человеком, а капризное дитя прислушивается только к собственной боли.
— Уже поздно, а у меня был трудный день. — Мейсон лениво потянулся. — Да и ты выглядишь усталой. Давай обсудим условия сделки завтра. Слышала, за что здесь пьют? Pesetas, amor, у tiempo para gustar los. За деньги, любовь и возможность наслаждаться этими благами. Деньги и возможность у меня есть, а любовь обеспечишь ты.
Лиз направилась к двери, но Рик удержал ее за руку.
— Подумай об этом, вспомни, как нам было хорошо вдвоем.
— Подумай и ты. — Лиз вырвала руку. — Если я не получу того, что мне нужно, мы встретимся в суде. Я обращусь в полицию.
— Никуда ты не обратишься, Лиз. Ты не станешь поднимать шум, чтобы не подмочить репутацию своего индейца. Я очень на это рассчитываю. — Он послал ей воздушный поцелуй. — Adiós, señorita[37]. Желаю приятных сновидений. Надеюсь, завтра вы будете великолепно выглядеть.
Лиз вернулась к себе, дрожа от ярости. Несколько часов в его постели, и все. Но сможет ли она? Лиз презирала Мейсона и ненавидела себя за то, что раздумывала, не принять ли его условия. Вспомнив постельную сцену с Риком, она вздрогнула. Из всех ошибок эта была самой тяжелой и непоправимой.
Она умылась, почистила зубы и, надев шелковую рубашку, улеглась в постель. Усталость взяла свое, и Лиз провалилась в сон.
На рассвете ее разбудил громкий стук. Испуганная, с бешено колотящимся сердцем, она вглядывалась в темноту комнаты. Может, Рик настолько возомнил о себе, что не стал дожидаться утра?
— Убирайся вон, — закричала Лиз, накрывая голову подушкой. Но стук не утихал. — Будь ты проклят, Рик Мейсон. — Накинув пеньюар, она открыла дверь.
В прозрачном лунном свете на пороге стоял Алан Долгая Охота: с обнаженным торсом, в кожаных штанах, индейских мокасинах, с красной повязкой на лбу.
— Этого не может быть, я, наверное, сплю.
— Где Рик Мейсон? — Вопрос прозвучал, как удар бича. — Где он?
Ноги у Лиз стали ватными, и она ухватилась за дверной косяк, чтобы не упасть.
— Как ты меня нашел?
— Мне сказал Хэнк.
— Но он же обещал.
— Иногда обещание можно нарушить, Рахиль Кенторович. — Алан проскользнул в комнату и закрыл за собой дверь.
Итак, он все знает. И не возненавидел ее, а пришел к ней на помощь.
— С тобой все в порядке? — спросил он.
Лиз коснулась его мускулистой руки. Ей хотелось удостовериться, что это действительно не сон. Она открыла рот, но не смогла выговорить ни слова, только глядела на Алана широко раскрытыми глазами.
— Лиз, мы обязательно поговорим, — твердо сказал он. — Но сначала надо разделаться с Риком Мейсоном. Где он?
— Вилла на холме. Подожди, я с тобой.
— Нет, ты сделала все, что могла, — отрезал Алан. — Теперь будет мужской разговор. Только Мейсон и я.
Алан обдумал все в самолете, пока летел в Акапулько.
Он неохотно оставил Лиз одну, такую желанную, беззащитную, теплую после сна. Но кровь воинов-апачей требовала прежде рассчитаться с Мейсоном. Тот дорого заплатит за боль, которую причинил им. Надо только сдерживать азарт охотника, чтобы не покалечить врага.
Алан перемахнул через забор и оказался во дворе виллы. Кругом — ни огонька. Он скользнул в дом и некоторое время привыкал к темноте. На широкой кровати спал, раскинувшись, Мейсон.
Ему снилось, что он бежит по полю, зеленому от долларов. Улыбаясь, он решил лечь поудобнее, но не смог двинуть ни рукой, ни ногой. Мейсон открыл глаза. В спальне горел свет, хотя, ложась спать, он его выключил. Рик постарался сесть. Нет, руки связаны, ноги тоже. Проклятая Лиз. Наняла горилл, чтобы запугать и шантажировать его.
— Просыпайся, Мейсон.
Рик узнал этот голос и похолодел.
У изголовья сидел Алан Долгая Охота, только сейчас это был не цивилизованный художник, а воин с мрачным, не обещающим ничего хорошего блеском в глазах.
— Какого черта вы здесь делаете?
— Ты мне должен. Я пришел, чтобы получить долг.
Дерьмо! Мейсон понял, что влип по самое некуда. Он мог куражиться над Лиз, но свирепый индеец — это уже иное дело.
— Остынь, давай поговорим.
— Нам не о чем говорить.
Рик хотел освободиться, однако сыромятный ремень только больнее впился в его тело. Проклятие! Угораздило же его лечь спать голым.
— Если ты не желаешь увидеть мексиканскую тюрьму изнутри, развяжи меня.
Его угроза не возымела ни малейшего действия. Достав нож, Алан начал перебрасывать его из одной руки в другую с таким видом, словно у него в запасе была целая вечность.
