Елена Арсеньева - Дамы плаща и кинжала (новеллы)
Сквозь ледяную мглу
(Зоя Воскресенская-Рыбкина)
«— Солнце души моей!
Померкло мое солнце. И я в черной ночи вишу над бездонной, над страшной пропастью. Зачем я пишу тебе, куда я пишу тебе, зачем обманываюсь? Совсем недавно я чувствовала себя 25-летней. А сейчас мне даже не сорок — семьдесят. Тянет вниз, но ты не простил бы мне, если бы я сорвалась. Сегодня Алешенька гадал на ромашке «любит — не любит» и, как в прошлом году, уверенно воскликнул: «Любит папа маму!»
Часто я сижу с закрытыми глазами, а иногда просто глядя перед собой. И вдруг начинаю кричать — протяжно, дико, протестующе. Я готова вырвать сердце из груди — такое горячее и колючее. Оглядываюсь кругом: люди сидят и говорят со мной, а на их лицах деловое, обычное выражение. Значит, я кричала молча.
Я живу, как птица с поломанными крыльями. Как мне не хватает тебя!»
Это письмо обращено к мертвому, любимому, незабытому… После ее смерти среди бумаг нашли шесть таких писем — крики, зовы одинокой, страдающей души. Услышал ли он их там, где пребывал? И если там сохраняется память, вспомнил ли, как сначала они недолюбливали, можно сказать даже — ненавидели друг друга?
У некоторых людей бывает любовь с первого взгляда, а у них с первого взгляда возникла взаимная неприязнь, которая только усиливалась с каждым днем совместной работы. Они спорили по поводу и без повода. Ей казалось, что в начальники ей достался какой-то легкомысленный бездельник, который определенно провалит дело. Вот уж воистину — плейбой! Он бы тоже предпочел кого-нибудь повеселей и посговорчивей этой красавицы с непреклонным выражением точеного лица и высокомерными повадками. Не сговариваясь, они обратились к высшему начальству с просьбами — почти с мольбами! — перевести эту (этого) «в другое место, подальше от меня». Начальство ответило кратко: сейчас нет возможности для перевода, придется вам в интересах дела еще немножко пострадать, дорогие товарищи Кин и Ирина. Недолго — полгодика.
«Ну, полгодика я как-нибудь потерплю, тем паче — в интересах дела!» — стиснув зубы, подумал каждый из вышеназванных товарищей.
Спустя три месяца по начальству была отправлена новая просьба — уже совместная: товарищи Кин и Ирина выспрашивали разрешения сочетаться законным браком. Исключительно ради собственных интересов!
— Обязательно им наше разрешение понадобилось, — проворчал один из начальников, крайне недовольный поворотом ситуации: то видеть друг друга не могли, теперь друг без друга не могут. Несерьезно как-то! Взрослые люди, в конце концов. Наверное, уже вовсю живут вместе. Ну и жили бы на здоровье, так нет же: брак им понадобился.
— Ну, это вряд ли, что вместе живут! — усмехнулся другой руководящий товарищ. — Ты что, забыл, какая штучка наша Ирина? У нее нравы строгие! Помнишь, как застрелиться собиралась, когда… — Он выразительно хмыкнул. — Поэтому, думаю, Кин все еще ходит вокруг нее кругами. Но, скажу я тебе, тут наверняка дела не простые, наверняка любовь до гроба, иначе этого рапорта не было бы.
— Любовь! — хмыкнул первый начальник. — Ну что, пусть женятся, как ты считаешь?
— Да на здоровье! — махнул рукой второй, и Кину с Ириной была отбита секретная депеша, в которой содержалась некая разновидность сакраментального благословения: «Плодитесь и размножайтесь!»
Буквально на другой день после получения шифрограммы (это было в декабре 1935 года) второй секретарь полпредства СССР в Финляндии Борис Николаевич Ярцев (Кин) наконец-то остался на ночь в спальне своей жены Зои Ивановны Ярцевой (Ирины), в ее постели, а не на неудобном диванчике в гостиной. Юмор ситуации состоял в том, что эта парочка с самого начала состояла в браке — правда, в фиктивном. И только теперь, с благословения вышестоящих инстанций, они смогли дать волю своим чувствам и перестать морочить людям головы: по видимости муж и жена, а фактически — на пионерском расстоянии…
Хотя нет. Морочить людям головы они — в том-то и дело! — не могли и не имели права перестать, потому что работа у них была такая. Кин (он же Борис Николаевич Ярцев, он же Борис Николаевич Рыбкин, он же Борух Аронович Рывкин) и Ирина (она же Зоя Ивановна Ярцева, она же Зоя Ивановна Воскресенская) состояли на службе в советской разведке и являлись ее резидентами в Финляндии. Сейчас они были более или менее легализованы, однако в прошлом у каждого были задания, выполненные на нелегальном положении, под чужими именами и фамилиями, в самых что ни на есть рискованных ситуациях и с несомненной опасностью для жизни.
Кстати, пассаж руководящего товарища насчет строгости нравов молодой жены и в самом деле был уместен. Еще не забылся случай, приключившийся два года назад. В то время Зоя была куратором чекистской деятельности в Эстонии, Литве и Латвии. Она жила в Риге под именем баронессы Воскресенской и своими манерами, нарядами и строгой красотой сводила с ума весь бомонд. Для нее общение с рижской буржуазией и даже «высшим светом» было хорошей школой. Прибалтику уже тогда называли маленькой Европой, и Зоя готовилась здесь к спецзаданиям, которые ей предстояло выполнять на Западе.
Одно из таких заданий не заставило долго себя ждать. Из Центра пришел приказ — ехать в Женеву для знакомства с неким прогермански настроенным швейцарским генералом. Он служил в Генштабе, дружил с военным атташе немецкого посольства и, по совершенно точным данным, владел информацией о намерениях Германии по отношению к Франции и Швейцарии. Ну а Центр, в свою очередь, владел информацией, что тот генерал — бабник высокого полета, причем сходит с ума по славянкам высокого роста и аристократической внешности. Волосы предпочитал русые, глаза — большие, желательно серые… «Баронесса Воскресенская» безупречно годилась на роль генеральского идеала. Ей предписывалось не просто познакомиться с «объектом», но и стать его любовницей, чтобы с помощью «доверительных разговоров» в постели выведать необходимые факты.
— А становиться генеральской любовницей обязательно? — робко спросила Зоя у связного, который передал ей задание. — Разве без этого никак нельзя?
— Нельзя, — твердо ответил связной, который имел на сей счет самые исчерпывающие инструкции.
«Баронесса» сначала съежилась, потом высокомерно вздернула подбородок над мехами, в которые зябко куталась:
— Хорошо, я стану его любовницей, если без этого нельзя. Только сразу предупреждаю: задание выполню, а потом застрелюсь.
— Не надо! — торопливо сказал связной, имевший инструкции на все случаи жизни. — Черт с ним, с генералом. Вы нам нужны живой!
