Элоиза Джеймс - Моя герцогиня
Мысли кружились в бешеном хороводе.
— Не могу позволить тебе умереть! — убежденно заявила Джемма и уткнулась носом в камзол.
Элайджа молча обнял ее и прикоснулся губами к волосам. Все кончено. Сейчас они поедут домой, а ночью или завтра утром он покинет ее навсегда.
Она выпрямилась, освободилась из объятий и снова повернулась к доктору.
— Каковы симптомы передозировки наперстянки? — деловито осведомилась она.
— Тошнота, рвота, — ответил тот. — Расстройство зрения в виде радужных кругов возле обычных предметов. Вскоре после этого наступает конец.
Джемма кивнула.
— Хочу попросить подробно описать, когда и как следует принимать лекарство, и обозначить ту дозу, которую вы дали погибшему пациенту. Инструкцию мы возьмем с собой — вместе с препаратом.
— Не могу позволить…
— Никто не узнает. Слуги знают, что господин нездоров. Ночью мы останемся вдвоем. В случае трагического исхода все решат, что сердце остановилось, и это будет правдой. А я не скажу ни слова. — Она пристально посмотрела доктору в глаза. — Моему слову можно верить: я вас не предам.
— Ах, если бы можно было подождать еще шесть месяцев! — Уидеринг мучительно сомневался.
— Не могли бы вы сделать кое-какие заметки на тот случай, если мы все-таки решим попробовать? — осторожно напомнил Элайджа.
Доктор посмотрел на него почти с ненавистью.
— Лучше бы вы никогда не появлялись в моем кабинете!
— А мы бы и не появились, не будь герцог Бомон также хорошо известен в Спитлфилдзе, как и вы, — парировала Джемма.
— Не оставите ли нас на минуту? — попросил герцог.
— Хорошо, сейчас же напишу подробную инструкцию, но повторяю: я решительно, категорически возражаю! — Доктор скрылся за дверью.
— Ты тверда в своем решении? — тихо спросил Элайджа.
Джемма посмотрела ему в глаза.
— Это твой единственный шанс.
— А что, если потом начнешь сомневаться?
В болезненном волнении она схватила мужа за плечи и попыталась встряхнуть, однако ничего не получилось: герцог оказался слишком высоким и тяжелым, да и на ногах держался крепко.
— Мы с тобой вдвоем, Элайджа! Ты и я — вместе! Никогда не забывай об ответственности и не бери на себя право принимать важные решения в одиночку. Пожалуйста!
— Что-то подсказывает мне, что в данном случае последнее слово останется за тобой.
— Правило номер три семейной жизни гласит: никогда не позволять морю снова разделить нас. Смерть намного шире Ла-Манша, милый, и я готова до конца сражаться за это правило.
Лицо герцога посветлело.
— Знаю.
— Может быть, сегодня ночью тебе суждено умереть, — уверенно продолжала Джемма. — Но я останусь рядом до последнего вздоха, и буду знать, что мы испробовали все возможные средства и честно пытались продлить твои дни на земле.
Они стояли, обнявшись, и ждали возвращения доктора. А спустя десять минут вышли из приемной, крепко сжимая исписанный мелким почерком лист бумаги, и пять драгоценных пузырьков с отваром наперстянки.
Глава 29
Остаток дня Джемма провела словно во сне. Фаул подал, ужин, и господа сели за стол. Все чувства обострились до предела. Рыба приобрела вкус моря, а маринованные персики щекотали язык и напоминали о лете.
Губы то и дело раскрывались, как будто она собиралась что-то сказать мужу, но слова не находили выхода.
Наконец ужин подошел к концу. Откуда-то издалека донесся разговор Элайджи с Фаулом: герцог предупреждал, что сегодня они лягут раньше, и просил приготовить ванну.
Джемма понимала смысл распоряжения. Муж заранее готовился к худшему и не хотел затруднять слуг мытьем мертвого тела.
Герцогиня медленно поднялась наверх. Ужасное решение тяготило, словно камень на шее.
— Думаю, для начала стоит выпить половину пузырька, — спокойно произнес Элайджа, входя в спальню после ванны. Он был в халате и держал в руке небольшой бокал бренди.
— Кажется, Уидеринг дал последнему пациенту полную дозу. — В экипаже оба внимательно прочитали сопроводительное письмо.
Элайджа кивнул.
— В таком случае, почему бы, не начать с четверти? — предложила Джемма. — Если не подействует, выпьешь еще четверть.
— Разумно, — согласился герцог и вылил в бокал четвертую часть содержимого пузырька. Смесь получилась мутной и на вид вполне безобидной. Почему-то очень захотелось обнаружить признаки магического присутствия — ну хотя бы волшебное перо или каплю чудесной росы. Трудно было поверить в целительную силу одного-единственного растения. Разве цветку под силу продлить человеческую жизнь?
Элайджа осторожно поставил бокал на камин и заключил жену в объятия.
— Мне выпало счастье любить тебя.
— Наше чувство взаимно, и в этом главная радость. Жаль только, что…
На ее губы нежно легла теплая ладонь.
— Мы уже простили друг друга за прошлое, повторяться не стоит.
Элайджа бережно приподнял взволнованное лицо, заглянул в полные сомнений и надежды глаза и склонил голову. Остальное сказал последний поцелуй. Джемма попыталась передать переполнявшие душу чувства — любовь, нежность, преданность — и ни на миг не усомнилась в искренности ответного послания.
Увы, всему в мире рано или поздно приходит конец, даже поцелую.
— Возможно, ты почувствуешь себя нехорошо, но ни за что не умрешь, — уверенно заявила Джемма.
— Почему? Потому что ты не позволишь?
— Я же герцогиня, — серьезно, без тени улыбки пояснила она.
Элайджа снова поцеловал ее — мимолетно, но так сладко, что если бы сердце уже не превратилось в камень, то, наверное, непременно бы разбилось. А потом без единого слова взял бокал и залпом осушил.
Взявшись за руки, они сели рядом и погрузились в ожидание. Джемма положила ладонь мужу на грудь, чтобы не пропустить ни единого удара. Два или три раза в душе пробуждалась надежда, но потом снова ощущался лишний толчок или, напротив, пауза затягивалась.
— Наверное, надо принять еще четверть пузырька, — заметил Элайджа десять минут спустя. — Уидеринг написал, что тот пациент, который выпил полную дозу, отличался рыхлым телосложением. Но если он не очень высокого роста, то скорее всего я вешу больше.
— Но ты же подтянутый, — возразила Джемма.
— Мускулы тяжелее жира, — пояснил герцог. — Среди боксеров это нетрудно заметить: при одинаковом росте полный соперник всегда весит меньше, чем худой, но мускулистый.
Элайджа вылил в бокал еще немного отвара и, прежде чем Джемма успела что-нибудь сказать, проглотил.
— Немного мутит, — вскоре признался он.
