Тесс Стимсон - Цепь измен
Меня бьет дрожь от пережитого потрясения. Бросив сумку в коридоре, собираюсь пойти на кухню и сделать кофе, но передумываю и сворачиваю к мини-бару в гостиной. Мне нужно выпить.
Щедро наливаю нам обоим по двойному виски и подаю ему стакан, не удосужившись спросить, хочет ли он выпить.
— Ты перепугал меня до полусмерти. Почему было не предупредить о приезде?
— Ты бы спустила на меня всех собак.
Не то чтобы он был не прав. Осушаю стакан и наливаю себе еще.
— Слушай, Купер, уже поздно, и я в самом деле вымоталась. У меня был жуткий день на работе. Не знаю, что тебе от меня нужно, но сегодня я не способна ничего обсуждать. Если тебе негде переночевать, у меня есть свободная комната…
— Я приехал, чтобы отдать тебе вот это.
Он неловко перебрасывает мне связку бумаг. Опускаю стакан, но не спешу их взять.
— Забирай, — почти гневно произносит Купер.
Пристально смотрю на него — на этого яростного, ожесточенного, красивого мужчину, который так похож на моего умершего мужа внешне и так внутренне похож на Уильяма в его совершенной, заносчивой уверенности, — и все же разительно отличается от обоих. Я почти не знаю его, и уж точно он мне не нравится. И все же меня влечет к нему какая-то необъяснимая сила. Некая задумчивая глубина засасывает меня своей темной, опасной, почти гипнотической харизмой. Между ног неожиданно возникает биение. Трясущейся рукой — то ли от страха, то ли от проснувшегося желания — подбираю связку конвертов. Штук тридцать; судя по маркам, им больше десяти лет. Знакомым витиеватым почерком Джексона на всех значится имя Купера.
— Не понимаю. Зачем ты отдаешь их мне?
Купер пропускает мой вопрос мимо ушей.
— Держи у себя. Я не стану их забирать.
— Так зачем ты здесь, Купер, на самом деле? — устало спрашиваю я. — Ты мог бы отправить письма по почте. Вовсе не обязательно было привозить их лично. Тебе что-то нужно? Большую часть вещей Джексона я отдала в его же благотворительную организацию, но кое-что сохранила — на случай если ты пожелаешь взять.
Купер не отвечает.
Я дотрагиваюсь до его руки.
— Купер?
— Если бы я отослал их почтой, — его кобальтовые глаза вдруг ярко вспыхивают, — я не смог бы сделать этого.
Его поцелуй жарок, страстен, он давит и обжигает. Я больно ударяюсь грудью о его грудь, и у меня между ног мгновенно становится мокро и скользко.
— Я ненавидел тебя с тех самых пор, как впервые увидел, — шепчет Купер, уткнувшись в мои волосы. — О Господи, как же я тебя ненавижу!
Я нежно целую его в сердитый рот.
— И я тебя ненавижу, — шепотом отвечаю я.
14 февраля 2008 года
Фелден-стрит Фулхэм
Лондон SW6
Дорогой Купер!
Счастливого Дня святого Валентина тебе, братец! И еще спасибо за открытку на день рождения! Элла опять о нем забыла — впрочем, как обычно. Думаю в этом году сам купить себе подарок.
К тому времени как до тебя доберется мое письмо, я стану счастливым обладателем «индиана» 1972 года с 2,5-литровым движком! Довольно дорого, но все же дешевле, чем он должен стоить на самом деле, спасибо «И-бэй». Думаю, удастся уломать Эллу, если сыграть на ее чувстве вины.
Она еще этого не понимает, но я собираюсь расплатиться с ней по заслугам. Дать ей то, чего она хочет уже долгие годы. Я возвращаюсь домой, Куп. Насовсем!
Надеюсь, вы с Лолли не против моей компании — ведь мне нужно на некоторое время приклонить где-то голову. Извини, что вот так вдруг изливаю на тебя эту новость, только я не хотел ничего сообщать, пока окончательно все не улажу. Оказывается, «Единый мир» скоро открывает неподалеку от Шарлотта новый офис, так что переберусь туда, как только найду себе замену на прежнем месте. Мне даже повышают зарплату — и все же придется подкопить деньжат на собственное гнездышко. От Эллы мне ничего не нужно. Все равно здесь, в Лондоне, я никогда не чувствовал себя как дома. Я привезу «индиан», свои книги и дедушкин сундук, а все остальное оставлю. Не хочу, чтобы вещи напоминали мне о прошлом.
Семь лет — долгий срок для мужчины, ожидающего, когда женщина его наконец полюбит. Дело не только во мне — я говорю и об Уильяме Эшфилде тоже. Были времена, когда мне хотелось повесить его, но теперь гнев мой поутих. Где-то в глубине души мне даже жаль несчастного придурка. Наверное, размяк от старости. Однажды я даже был у него дома — я тебе не рассказывал? Много лет назад. Стоял под дождем и смотрел, как он пек на кухне блинчики с маленькой девочкой.
Элла не принадлежит мне. И никогда не принадлежала. Ты ведь знал, братец, знал? Пытался меня предупредить, да я не слушал. Все это время я наивно убеждал себя, что моей любви хватит нам двоим. Мне не стоило жениться на Элле. Я же понимал, что не создан для нее, так же как и она — для меня. Иногда любовь выкидывает подобные фортели, верно? Все мы думаем, что где-то есть наши вторые половинки, только их надо найти. Впрочем, никто не обещает, что они ответят нам взаимностью.
Помнишь, ребенком я нашел бродячего пса — ну, того, со сломанной лапой? Как же я любил эту дворнягу! Ночами сидел без сна, выхаживая его. Мне тогда было не больше семи. Все карманные деньги тратил на лекарства и прочее, даже прогуливал школу, пока мама не выловила меня в старом ангаре, когда я играл с ним в мячик. Но не успел пес поправиться, как решил: пора отчаливать. Только и тянул за цепь, скулил так, что его едва не разрывало. Он не принадлежал мне, а я этого просто не замечал.
И тогда мама сказала: если ты любишь кого-то, должен отпустить его на свободу. Если вернется — значит, он твой, а если нет — значит, никогда твоим не был.
Так вот, я отпускаю Эллу. Нужно было сделать это много лет назад.
Наверное, я так долго держался за нее, потому что не был готов сказать «прощай». Я знал, она никогда не бросит меня: у нее слишком упрямый нрав. Она похожа на тебя, Куп. Наверное, если подумать, ты подошел бы ей лучше, чем я. Я слишком быстро сдавался, давал ей все, что она хотела. Женщина не уважает тебя, если ей всегда удается побеждать.
Стопроцентное попадание, верно?
Нужно было отстаивать свою позицию, как только я узнал об Уильяме, и предложить Элле сделать выбор. Может, тогда она даже выбрала бы меня, но теперь, наверно, я никогда этого не узнаю. Я был слабаком, брат. Единственное, что я могу сказать, — это что любовь делает из нас дураков. Никогда не знаешь, на что пойдешь ради любви, пока не испытаешь на собственной шкуре.
Наверное, ты задаешься вопросом, почему именно теперь? Не уверен, что и сам понимаю. Папа сказал бы, что наконец-то я становлюсь мужиком, и отчасти был бы прав. Однако дело не только в этом. Видишь ли, у меня есть мечта: узнать, каково это, когда женщина любит тебя — действительно любит, живет и дышит ради тебя. Хочу, чтобы моя женщина смотрела на меня вот так. Я хочу детей, хочу принять любовь и увидеть, что мы сделаем с ней вдвоем. Элла никогда не даст мне этого. Пока я люблю ее, в моем сердце нет места для другой женщины. Я чувствую себя вьюном, который душит все вокруг, пока не найдет, где пустить корни. Не знаю, смогу ли я это изменить, но должен попытаться, пока не стало слишком поздно.
