Анатолий Охотин - Всего одна ночь
— Перестань! — оборвал его Качалин. — Какой шпионаж? Какие тайны у этих проходимцев, кроме тех, что они обирают собственное население, спекулируют продовольствием, собранным по крохам со всего мира. — Антон поднялся из-за стола, проговорил с угрозой: — Сейчас я потолкую с команданте! Он что вообще о себе возомнил?! — Качалин, едва сдерживая гнев, выскочил из палатки в чернильную темноту ночи.
— Ни хрена не просекаю, — пожал плечами недоумевающий механик и повернулся к Усольцеву: — Он что, запал на нее, что ли?
— Ты мне надоел, — проскрипел Усольцев, не отрываясь от еды.
— Спросить нельзя? — уязвленно буркнул Володя.
Ответом было молчание.
Володя только хмыкнул и старательно заработал челюстями.
* * *Качалин беспрепятственно влетел в покои команданте. Сунувшегося было к нему часового Антон просто проигнорировал, оттолкнув со словами: «А поди-ка ты, сынок, подальше!»
Оказавшись внутри замкнутого освещенного двумя аккумуляторными лампочками пространства, Антон застал прелюбопытную мизансцену. Два рослых охранника (вероятно, Володя имел в виду именно их, когда говорил о двух амбалах) навытяжку стояли возле откинутого полога и, вытаращив глаза, со страхом наблюдали, как их повелитель корчится под столом, стоя на карачках и исторгая грязные ругательства на языке своего племени. Команданте обеими руками держался за промежность.
Элис зажалась в углу маленьким свирепым зверьком и следила настороженным взглядом за находящимися в палатке мужчинами. Было очевидно, что сдаваться она и не помышляла.
В пяти шагах от девушки сидел на раскладном стульчике молодой высокий парень в военной форме, но без знаков различия. Он смерил вошедшего Антона внимательным изучающим взглядом, и Качалин тотчас почти физически ощутил исходящую от молодого негра резко отрицательную ауру. Хотя Антон и не особо доверял подобным штучкам, относя их к мистике, одно он знал точно: сидящий сбоку от Элис человек им не союзник. Прежде Антон не встречал его в лагере.
Качалин подошел к Элис, помог ей подняться, озабоченно спросил:
— Вы в порядке?
— Кости пока целы, — сказала Элис.
— А что здесь стряслось?
— Я ударила его в пах, — кивнула она на команданте.
— Это необдуманный поступок.
— Но он полез ко мне! А я этого не люблю. — Слезы закипали в ее глазах, она держалась из последних сил.
— Ничего страшного не произошло, — вкрадчивым тоном на хорошем английском пояснил с усмешкой незнакомец. — Команданте по праву старшего хотел лично досмотреть журналистку, потому что у него появилась информация, будто у этой девушки есть кассета со съемками запрещенных для показа объектов.
— Господи, да что они такое выдумывают! Ничего запретного я не снимала, потому что меня это не интересует. Во всяком случае, не вам учить меня журналистской этике. Я буду жаловаться вашему премьер-министру!
— Бред какой-то, — по-русски пробормотал Качалин, отчаянно соображая, как с наименьшими потерями выпутаться из щекотливой ситуации.
И вдруг Элис громко разрыдалась. Слезы, сколько она их ни сдерживала, все же прорвались наружу. Она размазывала их руками по щекам. Вот когда Антон по-настоящему струхнул. Видеть слезы слабых — женщин и детей — было для него непереносимой мукой. Он потерянно замер, не зная, чем помочь Элис. И тут она сама бросилась к нему и крепко обняла, плотно прижимаясь дрожащим телом. Сквозь тонкую ткань одежды он слышал, как исступленно колотится ее сердце. Элис попала в серьезную переделку и стремительно увлекала его за собой в страшную бездну, откровенно демонстрируя их близкие отношения. Но — черт возьми! — сейчас Антону было глубоко наплевать на прямую угрозу. И хотя палатка команданте была не тем местом, где Антон хотел бы обнимать Элис, ему было приятно чувствовать рядом с собою эту прелестную девушку, вдыхать запах ее волос и еще что-то неуловимое, волнующее. Это было странное ощущение близости с женщиной, как бы уже знакомое по прежнему опыту, но в то же время необычное, новое, неизведанное, до глубины души потрясшее Антона. Он понял, что без Элис отсюда не уйдет.
— Энтони! — горячо зашептала она ему в ухо. — Скажи этому самцу, что я твоя девушка. Ради Бога, забери меня отсюда. Ты ведь тоже белый, должен меня понять.
Антон усмехнулся:
— А разве не журналисты больше всех кричат о расовой дискриминации?
— Энтони…
— Ладно, я попробую, Алиса, — пообещал Качалин, по примеру Элис переиначивая ее имя на русский лад. — Но учти, он захочет получить взятку, придется раскошелиться. Я знаю местные традиции, они все здесь этим занимаются. Подозреваю, что они тебя потому и задержали, чтобы выжать деньги.
— Проходимцы! Они не получат от меня ни цента!
— Помолчи, Элис, возьми себя в руки, иначе мы долго отсюда не выберемся. Я попробую все уладить.
Поднявшийся тем временем команданте, охая, уселся на стульчик и взмахом руки отослал вон подчиненных, видевших его позор.
Загородив собою Элис, Антон обратился к старшему офицеру:
— Команданте, я готов принести извинения за необдуманный поступок своей девушки. Я признаю, что ее поведение не было примерным, но будьте снисходительны, она устала, собирая материал, буквально с ног валится. В подобной стрессовой ситуации каждый человек может сорваться. Я прошу вас отпустить ее с миром, а возникшее недоразумение мы с вами, надеюсь, уладим. К удовольствию обеих сторон.
Как и следовало ожидать, команданте закочевряжился.
— Но она ударила меня в мужское место! Я не уверен, что смогу сегодня иметь женщину! Позор!
Антон поспешил его успокоить:
— Пока это только предположение, офицер. Уверен, у такого сильного мужчины все получится.
Лесть усыпляет. Клюнул на нее и команданте.
— Хорошо, — согласился он с доводами Качалина, — я ее отпущу, но мне положена компенсация.
Возбужденная Элис постучала Антона по спине кулачком и прошептала:
— Скажи ему, что он тоже тронул меня за женское место, однако я не требую ничего взамен!
— Элис, — шикнул на нее Антон, — помолчи, пожалуйста!
— Ваша подруга чем-то недовольна? — поинтересовался команданте.
— Нет, ничего, это наши давние споры… Команданте, я дам вам пять банок отличного немецкого пива, и мы забудем про обиды. Годится?
— Двадцать банок! — выкрикнул офицер, выбросив вперед два пальца, сухих и корявых, как оголенные корни.
— Десять! — гнул свое Качалин. — И это все, что у меня есть с собой.
— Пятнадцать! — настаивал команданте. — Учтите, я не один, со мной брат Нкваме. — Он показал пальцем на сидевшего парня.
