Энн Мэйджер - Полюби меня снова
– Если любишь меня, проведи сегодняшнюю ночь со мной. Может быть, тогда я наконец пойму, что мне с тобой не по пути, – настаивал он с безжалостной прямотой, нисколько не заботясь о том, что причиняет ей страдание.
Он бил прямой наводкой. Жестокие слова угодили в самое сердце, заставив ее содрогнуться. В любви к ней, вернее, в обладании ее телом он видел избавление от душевного ожесточения. Ну что ж, винить его не в чем! По крайней мере он честно и откровенно говорит то, что думает, подвела она итог своим невеселым мыслям. Ни ложных обещаний, ни фальшивых слов. Она подняла на него глаза, полные слез.
– Вот так, Дайана! Будем считать, что ты мне задолжала. Ты это все прекрасно понимаешь!
Возможно, что и так! Но зачем же бить так безжалостно? Да и по какому праву он требует от нее такой жертвы, которая сродни закланию? Сквозь пелену слез она вглядывалась в черты его лица, неумолимого и непреклонного, понимая, что ничто не найдет отклика в его сердце. Но она не хотела, чтобы физическая близость, высшее проявление любви, соединила их тогда, когда они стали чужими друг другу, когда ни он, ни она не испытывали сладкого восторга от одной лишь мысли о ласках. Ну, хорошо! Он сейчас уйдет, если она скажет «нет»… А что потом? Уверена ли, что справится с болью разлуки на этот раз? Вряд ли… Но ведь не он виноват в том, что случилось с ними! Похоже, действительно долг платежом красен. Ну что ж, пусть будет так, как он хочет, и тогда неважно, какой силы душевную травму она нанесет себе…
– Кажется, я… В какой-то мере… Да, – вымолвила она с трудом, дрожащим голосом и замолчала.
И он молчал. Пауза затянулась и, как ни странно, была оглушительно тихой. А потом Дайана почувствовала его жаркие пальцы на своем подбородке. Запрокинув ей лицо, он с легкостью нашел губами ее рот, жадно приник к нему, поджигая ее яростным огнем желании, и не отпускал, пока не убедился, что и она охвачена пламенем.
Оба мгновенно ощутили грозящую опасность. Но было уже поздно. Поток страсти, подхватив их, нес в водоворот, откуда, как известно, редко кому удается выплыть. Он минуту, может, две презирал себя за то, что вожделение одержало верх над всеми другими чувствами, что сердце билось как безумное, а дыхание вырвалось из-под контроля. Но она уже была как бы у него в крови, стала частью его. Всего одна ночь. Ну и что? Ему бы только пить ее маленькими глотками, смаковать ее, вкусную, лакомую, вдыхая запах ее, тонкий и ароматный. Он разденет ее догола, обовьет руками и крепко-крепко прижмет к своему обнаженному телу – с такой силой, чтобы ни один кусочек ее тела не пропал даром, чтобы оно было только его, прижавшееся хоть и на одну ночь, но все равно навеки.
Дайана понимала, что нужно что-то делать, чтобы не сгореть в страстном огне, но вместо этого почему-то выгнулась дугой так, чтобы совпасть с изгибами его тела, и сдалась на милость жаркого, первобытного инстинкта, которому никто не в силах оказывать сопротивление, а уж она, такая нежная и беззащитная, тем более. Тело ее трепетало, дрожало, горело, когда он завладел ее ртом с ненасытной жадностью собственника. Вот он, ее мужчина, вот! Другой ей не нужен, только этот. Она желает только его. Пусть просит что хочет, отказа не будет!
Страсть закрутила, завертела ее, как пушинку на сильном ветру, и непременно бы сдула, если бы он не приподнял ее над полом своими сильными руками и не прижал к себе крепко, покрывая ее горячими поцелуями. Казалось, это будет продолжаться вечно, потому что и он и она испытывали необыкновенное наслаждение уже от того, что просто касались друг Друга губами, руками, телами.
Медленно отстранив ее от себя, хотя она, кажется, этого не хотела и все льнула к нему, он перестал целовать ее.
– Ну так что, отпустишь Диксона и проведешь ночь со мной?
– Да-а-а, – прошептала она, зарывшись в его шею.
Она все еще была в сладком плену чувств, но он, похоже, не обратил на это внимания. Жесток, однако! Она смотрела, как он поправлял галстук, потом приглаживал ладонью взъерошенные волосы. Откинув складки полога, он пропустил ее вперед. Они вернулись к столу в баре, где Брюс и его инвесторы развернули жаркую дискуссию по поводу предстоящих строительных работ. Дайана сказала Брюсу, что Росс проводит ее домой, и ей показалось, что он воспринял это с облегчением. Встав из-за стола, он чмокнул ее на прощание в щеку и тепло простился с Россом, обменявшись с ним рукопожатием.
Когда они вошли в лифт, Дайана страшно обрадовалась, что кабина была битком набита: отпадала необходимость напрягаться, выискивая тему для короткой беседы – все-таки двадцать этажей! – пока спускаются вниз, в подземный гараж.
В гараже, когда Росс повел ее к знакомому синему фургону, Дайана остановила его, махнув рукой в противоположном направлении.
– Брюс не запер машину. Не возражаешь, если я захвачу свой пакет? Он там.
– Ради Бога! – Его низкий голос в огромном гараже отозвался гулким эхом.
Она торопливо пошла к красной спортивной машине Брюса. Открыла дверь. Пластиковая сумка с покупками цеплялась за кожаную обивку, когда она вытаскивала ее трясущимися руками. Неожиданно за спиной Дайана услышала тяжелые шаги Росса.
– Я должен был это предвидеть, – раздался его голос, насмешливый и не без сарказма.
– О чем это ты? – Она обернулась, уронив от неожиданности сумку.
– Машина… – коротко бросил он, наклонился и поднял сумку.
Их руки случайно соприкоснулись, и она вновь остро отреагировала на это касание. Переведя взгляд на приземистую, какую-то вкрадчивую и одновременно броскую красную машину, она впервые посмотрела на нее глазами Росса.
– У Брюса, конечно же, должна быть «феррари», – продолжил Росс тоном, подразумевающим, что ничего особенного он в этом не усматривает, однако в голосе его отчетливо прозвучала злобность. Вспомнив, что она всегда отдавала предпочтение скоростным машинам, он заметил: – Полагаю, именно это дает возможность мужчине его лет водить знакомство с женщиной, годящейся ему в дочери.
Когда грубый смысл сказанного дошел до нее, Дайана задохнулась от гнева. Брови ее сошлись на переносице, а глаза, сверкнув, потемнели. Та-ак!.. Ну что ж, следует сказать ему нечто такое, что немедленно стерло бы с его физиономии самодовольную ухмылку.
– Вполне допускаю, что ты, Росс Брэнскомб, знаешь меня не так хорошо, как думаешь! И если собираешься таким отвратительным способом вмешиваться в мою личную жизнь, стараясь выяснить, не является ли Брюс моим любовником, говорю тебе: мне это не нравится. Как я живу – это мое личное дело. Ты лишился права осуждать меня и мои поступки в тот самый день, когда отказался от меня.
Вот, пожалуйста… Почему бы сразу не сказать ему, что не прав, что его догадка безосновательна? Да потому, что это не его дело! Ярость душила ее.
