Одри Бишоп - Где ты, любовь?
— Прошу вас, называйте меня по имени, — все еще улыбаясь, предложил он.
Его секретарь, да и все прочие коллеги пришли бы в изумление от этого предложения. Не многим выпадала честь обращаться к нему по имени, а уж такой привилегией после первой встречи с ним никто не мог похвастаться. Но почему-то Роберту пришелся по душе этот немолодой человек, отдаленно напомнивший ему отца. Не внешностью, а тем, как он себя держал. Было в его манерах что-то вызывающее расположение.
— Тогда и вы называйте меня Уильямом, — в ответ предложил мистер Пирс.
Годфрой согласно кивнул и поинтересовался:
— Как вам понравился отель? Я ведь выбрал его не случайно. Я там останавливаюсь каждый раз, когда бываю в Нью-Йорке, и у меня он никогда не вызывал малейшего неудовольствия.
— Нам всем очень понравились и номера, и обслуживание.
Роберт удовлетворенно кивнул, нажал кнопку коммутатора и обратился к секретарше:
— Марджи, пригласите Робинса и, будьте добры, принесите мистеру Пирсу… — Он вопросительно взглянул на британца и уточнил: — Чай или кофе?
— Кофе, пожалуйста.
Пирс присел на кожаный диван в углу, продолжая наблюдать за новым руководителем, который с каждой минутой вызывал у него все больше симпатии.
Вошел молодой человек с неброским незапоминающимся лицом и секретарша с чашкой кофе. Такая оперативность в исполнении распоряжений шефа очень понравилась Уильяму. Именно так и надо работать в команде: слаженно, оперативно, предвосхищая действия коллег. Роберт кивком поприветствовал его, представил их друг другу и пояснил Уильяму:
— Чтобы не терять времени, пока Марджи оформляет ваши документы, Робинс вкратце введет вас в курс дел, тех целей и задач, которые мы ставим перед собой, начиная реорганизацию, а в Чикаго вы познакомитесь со всем подробно — команду там собрали знающую, так что больших сложностей быть не должно.
После вечерней прогулки по Манхэттену в обществе неугомонного Патрика Джейн уснула сразу, едва голова ее коснулась подушки. Во многом сказалось то, что в связи с перелетом и разницей во времени день их увеличился на несколько часов.
Ей всю ночь снились самолеты, небоскребы и толпы людей. Яркие картинки мелькали перед глазами, уставший мозг вовсю избавлялся от накопленных за день впечатлений. И было бы совсем удивительно, если бы ей не приснился случайно увиденный в фойе отеля мужчина. Она не запомнила ни черт лица, ни деталей одежды, лишь общее впечатление. Поэтому во сне она лишь ощущала присутствие незнакомца рядом с собой, его руки на своем теле, губы на своих губах. Он нежно прикасался к ней, ласково прослеживая горячие дорожки по податливому телу, даря сладкую муку, ввергая Джейн в любовную истому.
Утром она проснулась с привкусом его губ и минут двадцать лежала, не открывая глаз, смакуя подробности эротического сна, смущаясь и желая его продолжения одновременно. Она не могла назвать себя ни чрезмерно пылкой, ни любвеобильной, и ни одна из ее юношеских влюбленностей не приносила ей такого восторга, как сон, навеянный вчерашней встречей. Ей хотелось петь и смеяться, и в какой-то момент она даже подумала: а не сошла ли я с ума?
На следующий день Эмили присоединилась к Джейн и Патрику, которые составили довольно плотный график осмотра города. Свой поход они начали с морского терминала на южной оконечности Манхэттена, куда добрались на метро. Паром медленно отдалялся от берега, с него открывался потрясающий вид на нью-йоркскую гавань. Патрик всю дорогу до острова перебегал от одного борта к другому, требуя сфотографировать его то на фоне небоскребов, то на фоне статуи, постепенно увеличивающейся в размерах. Он хотел успеть везде. Эмили и Джейн тоже не удержались и сделали пару снимков друг друга на фоне удаляющегося города. Потом с толпой туристов они взошли на пьедестал, чтобы через его прозрачный потолок рассмотреть внутренний каркас статуи, а оттуда по лестнице поднялись на смотровую площадку в короне.
Эмили, время от времени незаметно от других поглядывавшая на часы, вдруг объявила, что на один день впечатлений и достопримечательностей с нее достаточно и что у нее возникло сильное желание заняться шопингом.
Патрик в ужасе от такого предательства своих интересов воззрился на нее. Джейн тут же его успокоила, не поддавшись на провокацию Эмили, и клятвенно заверила мальчика в собственной верности их идеалам, пообещав быть с ним до конца.
В итоге Эмили благополучно отбыла, но напоследок сильно удивила Джейн, попросив ее не говорить родителям о своем позорном бегстве с культурной программы. Джейн, не зная, что и подозревать, в свою очередь взяла слово с Патрика поддержать этот маленький обман. Молчание двоюродного братишки стоило Джейн лишних километров прогулки по музею естествознания и натертой пятки.
Эмили же, отделавшись от них, не пошла по магазинам, а взяла такси и назвала водителю адрес небольшого кафе на Пятой авеню. Она спешила на встречу с Ирвином Барроу, о которой договорилась в самолете и которой с нетерпением ждала почти целые сутки.
Джейн поняла, что Эмили что-то затевает, когда на следующий день она снова отделилась от них с Патриком. Первые подозрения, что дело тут нечисто, появились у нее, когда сестра вернулась со своего первого похода по магазинам без единой покупки. На памяти Джейн такого не бывало никогда. Уж если Эмили попадала в магазин, то ни разу не уходила оттуда с пустыми руками. Помня об импульсивности сестры, Джейн опасалась, что та может совершить какой-нибудь необдуманный поступок, и решила в тот же вечер с ней поговорить. Когда они с Патриком поздно вечером вернулись из Бруклинского ботанического сада, Джейн сильно удивилась, услышав от Кэтрин, что Эмили сразу по возвращении закрылась в своей комнате, сказавшись усталой после очередной пешей экскурсии.
— Она ужасно сожалела, что ей пришлось вернуться домой, — сказала Кэтрин, — но ты же ее знаешь, Джейн — Эмили не привыкла так много ходить пешком. За эти два дня музеи ее основательно вымотали.
Помня о своем обещании сестре, Джейн молча сделала вид, что полностью согласна с тетей. Весь оставшийся вечер Джейн продолжала удивляться: где же Эмили могла так вымотаться? Что бы ни говорила Кэтрин о том, что ее дочь непривычна к пешим прогулкам, Джейн твердо знала, что если дело касалось прогулок по магазинам, то Эмили могла дать фору любому легкоатлету. Поэтому, уже ложась спать, она твердо решила утром обязательно поговорить с сестрой.
Когда утром она постучала в комнату Эмили, ответа на стук не последовало. С нехорошим предчувствием Джейн открыла дверь и вошла. Комната была пуста. Кровать с вечера явно не разбирали, а на подушке лежал свернутый вчетверо листок бумаги.