Кей Мортинсен - Лето перемен
— При всем! Послушайте, барышня, я по горло сыт вашими подозрениями и обвинениями. Вероятно, Маргарет изложила вам свою версию, теперь выслушайте, что случилось на самом деле.
— Я все знаю.
— Нет, не знаете, черт возьми!!! Все, что вы знаете, выдумала Марго. И вы меня выслушаете, даже если для этого мне придется вас связать и заткнуть рот кляпом, чтобы вы не перебивали!
— Вот теперь вполне похоже и на разбойника, и на варвара. Но я вас слушаю. Говорите.
Она стояла на лестнице, прямо перед ним, загораживая дорогу к Джеки, но, странное дело, Джон не чувствовал больше ни злости, ни желания спорить с ней. Синеглазая красавица была ему симпатична. Ее любовь к малышу — очевидна. Джон с тяжелым вздохом поклонился.
— Благодарю, прекрасная дама. Итак, четырнадцать месяцев тому назад Марго похитила моего сына. Я этого не ждал, как вы понимаете. Когда я уезжал на работу в тот день, малыш мирно спал в кроватке, а когда я вернулся, они с его матерью уже исчезли. Комната Марго была пуста, все вещи Джеки тоже исчезли. С тех пор я ничего о них не знал. Не слышал ни единого слова или объяснения. Мой сын просто исчез. Я… мне даже не было известно, жив ли он. Этот ад продолжался до сегодняшнего утра.
— Какой ужас! Как же вы это вынесли! Не знать даже, жив ли мальчик… Если вы не лжете, конечно.
— Лгу? Это правда, барышня. Чистая правда, хотя я предпочел бы, чтобы это было не так. Вы не представляете, что это за пытка, как я жил эти месяцы! И на эти муки меня обрекла ваша сестрица.
Вероника вспыхнула и сердито посмотрела на Джона.
— Я… Откуда мне знать, кто говорит правду?! Теперь я знаю две абсолютно разные истории, и что мне делать в такой ситуации? То, что вы рассказали, такая жестокость, такой… такое издевательство…
— Она знала, как нанести мне смертельную рану.
— Должно быть, она вас ненавидела. За что?
Чувственный рот затвердел, превратился в узкую полоску побледневшей кожи.
— Я не намерен о ней говорить.
Она сразу поняла, что спорить бесполезно. В глазах Джона Леконсфилда горел такой огонь, что ей стало не по себе. Что же такое могло произойти с Марго, вернее, между Марго и Джоном? Как она могла так поступить?
— Все равно, я не знаю всей истории. И я не могу позволить…
— Вероника. Я пытаюсь помнить о хороших манерах. Изо всех сил пытаюсь, честное слово. Но терпение мое на исходе. Обычно я человек сдержанный, но не в данном случае. Последний раз спрашиваю вас: вы отведете меня к сыну, или я пойду к нему сам?
— Но я боюсь, что вы его заберете!
— Естественно, заберу!!! Он плоть от плоти, кровь от крови моей! Господи, я страдал по нему, рыдал и умирал все эти месяцы, мое сердце едва не разорвалось от тоски и ужаса!
Веронику душили слезы. Он не лгал, этот сероглазый красавец, он действительно любил Джеки и страдал без своего сына, он имел полное право забрать его, но именно от этого и было хуже всего. Девушка покачнулась, комната почему-то стала медленно розоветь и гаснуть в каком-то тумане, а потом сильные руки Подхватили ее и не дали окончательно упасть на пол.
— Что с вами, Вероника?
— Это… это страх… Вернее, ужас…
— О чем вы? Что вы имеете в виду?
Темно-серые глаза были так близко, так невероятно близко… Только бы не утонуть в их глубине!
— Я боюсь. Я очень боюсь, что вы заберете его прямо сейчас. А он маленький, Джон, он совсем кроха. Он испугается до смерти. Умоляю вас… умоляю, Джон, не забирайте его, побудьте здесь немного, дайте мне рассказать о Джеки все-все, дайте ему время привыкнуть к вам!
— Я не понимаю… Он что, болен? Ему… причинили какой-то вред?
— О нет, физически он совершенно здоров! Отпустите меня, пожалуйста. Мне больно.
— Извините. Простите, ради Бога. Я слишком взвинчен и не понимаю, что творю.
Он поспешно отпустил ее и почти нежно провел по плечу… Это простое движение вызвало такую бурю в ее теле, что Вероника испугалась. Она слегка попятилась и шепнула:
— Вы меня напугали. В какой-то момент я опасалась худшего… Ладно. Пойдемте. Вы увидите, какой он… потрясающий! А потом поговорим, ладно?
Джон нахмурился, а затем решительно кивнул.
— Ладно. Поговорим. Но только недолго. К утру мы должны быть в пути.
Вероника едва сдержала стон: И все же надежда еще была. Она постарается убедить Джона!
Слезы заблестели в синих глазах, и Джо неожиданно привлек ее к себе. Вероника поднимала, что надо бы отстраниться, но не могла. Слишком хорошо и спокойно она чувствовала себя в этих уверенных и сильных руках.
Ее обнимали мужчины, немногие, но обнимали. Только затем, чтобы поцеловать потом. А вот так, просто, заботливо и нежно, лаская и успокаивая — никогда. Вероника устало прильнула к широкой груди и прикрыла глаза. Я всего на секундочку, вяло подумала она.
— Простите меня. Я совсем рассиропилась… даже рубашку вам слезами намочила.
— Высохнет.
— Обычно я вполне адекватная и здравомыслящая, но сейчас… когда речь идет о Джеки…
— Почему?
Ну как это ему объяснить! Разве поймет он это своим рациональным умом?
— Не знаю, с чего начать. Это долгая история…
— О небо, только не сейчас. Хватит историй, пожалуйста! Где Джеки?
Она обреченно махнула рукой.
— Там.
Вероника была уверена, что он решительно войдет в спальню, даже не взглянув на нее, но этого не произошло. Потомок норманнских баронов замер у двери. Его рука, протянутая к ручке, дрожала. По лицу пробежала судорога. Наконец Джон Леконсфилд набрался мужества и шагнул в темноту комнаты.
На негнущихся ногах Вероника Картер медленно последовала за ним и замерла на пороге, не в силах ни смотреть на открывшуюся картину, ни отвести от нее глаз.
Золотистые кудряшки Джеки разметались по подушке, один пухлый кулачок свесился вниз, другой, с оттопыренным большим, очень маленьким, пальчиком лежал на груди. Сейчас он особенно походил на ангела.
А перед кроватью застыл коленопреклоненный архангел, прекрасный и грозный, но такой беззащитный и счастливый сейчас. Джон Леконсфилд благоговейно поднес к губам краешек одеяла и прошептал:
— Маленький мой… ангел мой любимый… какой ты стал большой… ты настоящий красавец… малыш… мой малыш!
Он, не отрываясь, смотрел на спящего малыша, и Вероника в отчаянии понимала, что им движет только любовь, огромная и настоящая любовь, а это значит…
Это значит, что Вероника больше не нужна.
Странно, но сейчас ее занимали и другие мысли. Как он, должно быть, страдал. Сколько пережил за эти месяцы разлуки и неизвестности.
Она перевела взгляд на Джеки. Как же они были похожи, отец и сын! Эти ресницы, этот решительный подбородок…
