Дженнифер Стоун - Зеркало души
— Не догадываешься, почему я здесь?
Она покачала головой.
— А я должна?
— Хотел бы я знать, имел ли Билл Оттер с тобой дело?
— Билл?! — Она едва не подпрыгнула.
Этим утром, как и в предыдущие, Кейтлин, едва проснувшись, подумала о Билле. Билл Оттер. Ранчо. Закладная. Билл Оттер, давний друг семьи Маллин, владел закладной на ранчо, но не торопил с долгами.
Кейтлин всегда была благодарна Биллу, что он дал ее отцу денег, когда тот увяз в долгах, и папе не пришлось обращаться за ссудой в банк. Билл понимал, как тяжело ее положение, знал, как трудно ей было поднимать ранчо. Точная во всем, что касалось обязательств, Кейтлин взяла за правило непременно платить Биллу, как бы мало денег ни оставалось после необходимых расходов. И все же, особенно в последнее время, случалось, что заплатить она не могла.
— Что общего между Биллом Оттером и твоим визитом? — почувствовав неладное, напряженно спросила она.
— У нас с ним были кое-какие дела.
Глаза, смотрящие на нее в упор, были холодны как сталь. Беспокойство Кейтлин возрастало.
— Что за дела, Мейсон?
— А ты не догадываешься?
Кое-что пришло ей в голову, но настолько ужасное, что Кейтлин поскорее прогнала мысль прочь. И огромным усилием воли подавила внутреннюю дрожь.
— Я не настроена играть в загадки.
— Прекрасно, — кивнул Мейсон. — В таком случае не стану держать тебя в неведении. Я здесь, чтобы поговорить о Билле Оттере и закладной на ранчо.
Во взгляде Кейтлин плеснулся страх.
— И что же с Биллом?
— Когда ты в последний раз вносила плату, Кейтлин?
— Не думаю, чтобы это касалось тебя.
— Касается, уж поверь. Так когда?
— Два месяца назад. — Она поколебалась и уточнила: — Может, три...
— Не велика ли просрочка?
Кейтлин затеребила юбку.
— Думаешь, я не знаю? Я стараюсь платить Биллу всегда, но тут были проблемы... — Она осеклась.
— Продолжай.
— Когда папа умер... — Кейтлин снова оборвала себя.
Она не настолько доверяла Мейсону, чтобы рассказать ему правду. Отец запустил дела, и после его смерти Кейтлин достались в наследство одни только финансовые проблемы. И вообще, зачем Мейсону знать, что ситуация ухудшается день ото дня?
— Короче, были проблемы, которые тебе не интересны.
Но Мейсон проявил настойчивость:
— Не будь они мне интересны, я бы не спрашивал.
Пререкания никуда не приведут, поняла Кейтлин. Как я ни упирайся, Мейсон добьется от меня ответа: почему-то он считает, что имеет на это право.
— Даже Билла не заботят мои проблемы, так что в них лезешь ты? — спросила она наконец. — Билл Оттер всегда все понимает. Он не возражает, если плата запаздывает.
— На твоем месте я бы не был так уверен.
— Что ты хочешь сказать?
— Даже самые понимающие кредиторы тревожатся за свои деньги.
— Значит, тебя прислал он? Билл отправил тебя на ранчо, чтобы напомнить мне о долге? Не похоже на него. — Она резко поднялась и в волнении принялась расхаживать по комнате. — Ему не было нужды делать это, Мейсон. Он мог бы позвонить мне, мог бы поговорить со мной. Мы никогда не вмешивали в это дело третьих лиц. Мы разберемся сами.
— Сядь. — В голосе Мейсона не было злости.
— Нет! Я должна поговорить с Биллом.
— Погоди, Кейтлин. Есть кое-что еще.
— Ты не понял? Что бы там ни было, я хочу услышать это от Билла, а не от тебя. Терпеть не могу посланий. — И, повинуясь внезапному порыву, Кейтлин добавила: — Посланцев тоже.
Мейсон будто не услышал оскорбления.
— Сядь, пожалуйста.
В голосе его звучала властность, заставившая девушку похолодеть. Медленно, неохотно, оттого лишь, что понимала: ей придется выслушать Мейсона, Кейтлин повиновалась.
— Ну?..
— Теперь закладной владею я, — без обиняков выложил Мейсон.
И наступила тишина. Потрясенная тишина. Тишина, которая длилась почти минуту. Кровь отхлынула от лица Кейтлин, но щеки ее горели. Она окаменела и не смогла бы пошевелиться, даже если бы от этого зависела ее жизнь.
— Что скажешь? — спросил наконец Мейсон.
— Ничего, — прошептала она.
Снова повисла тишина. На сей раз нарушила ее Кейтлин.
— Почему Билл не позвонил мне?
— Потому что я его попросил.
— Зачем? Зачем такая жестокость?
— Жестокость? — Темные глаза Мейсона сверкнули. И ему в этом доме говорят о жестокости?!
— Ты не мог не знать, каким это будет для меня ударом.
— А если бы Билл сам сказал тебе все, тебе было бы легче?
— Не знаю... Возможно... По крайней мере, у меня было бы время обдумать это, прежде...
— Прежде чем что?
— Прежде чем увидеться с тобой.
— Думаешь, что-нибудь изменилось бы?
Один страшный миг Кейтлин боялась заплакать: слезы уже подбирались к глазам, рыдания рвались из горла. Но злость помогла ей сдержаться.
— Ты мог предупредить меня, прежде чем являться сюда, как какой-то средневековый завоеватель. Любой нормальный человек дал бы мне знать. И не надо всей этой чуши о южанках-аристократках: ты отлично знал, как меня потрясет привезенное тобой известие. Малое, самое малое, что ты мог сделать, Мейсон, — это предупредить меня о своем визите. — Глаза ее горели гневом и вызовом. — Это все еще мое ранчо, Мейсон. Каким бы клочком бумаги ты ни обзавелся, — это ранчо мое, и тебе здесь не рады!
— Бьешь ниже пояса, Кейтлин? — прищурившись, осведомился Мейсон.
— Свалился с неба. Велел Биллу ничего мне не говорить, отлично зная, как меня потрясет новость. Да, Мейсон, неплохо ты потешился за мой счет!
— Ты на самом деле так думаешь?
— Я думаю, что ты мог бы найти менее театральный способ сообщить мне о моей судьбе.
— Разве я театральничал? Что закладная существует, ты знаешь. Новость лишь в том, кто теперь ее держатель.
Если смотреть правде в лицо, он был совершенно прав. Ранчо было заложено прочно, и мысль эта стала привычной для Кейтлин. Откуда же тогда это жуткое предчувствие, что ее мир никогда не станет прежним?
Внезапно Кейтлин ощутила слабость. Она как-то выдержала и смерть родителей, и трудности на ранчо. А теперь появился Мейсон. Жесткий, глумливый, несговорчивый. Он не станет входить в ее положение, как входил Билл. Скорее он будет безжалостным. Сносить его холодный взгляд было невыносимо, Кейтлин уронила голову и спрятала лицо в ладони.
Она конвульсивно дернулась, когда рука Мейсона обвила ее плечи.
— Кейтлин, — мягко позвал он, — ты плачешь?..
Девушка подняла голову. Глаза ее предательски блестели и были чуть влажными, но она сумела сказать:
— Так легко я не расплачусь.
— Как и прежде. Я помню. Ты всегда была стойкой девочкой.
