Сюзанна Брокман - Не такая, как все
— Не о чем разговаривать.
— Разумеется. Особенно если учесть, что ты никогда и ни с кем не делился своими Сан-Салюстианскими приключениями. Сначала я думала, ты молчишь, потому что пишешь книгу. Но прошло пять лет, а книги все нет…
— Я начал книгу. Но не смог… — Лайам покачал головой. — Не смог закончить.
Ему было слишком больно вновь переживать все происшедшее. Лучше уж запереть страшные воспоминания в тайниках души и жить так, как будто ничего не случилось.
— Я не знаю ничего, кроме того, что ты приехал в страну делать политический репортаж, что местные власти бросили тебя в тюрьму, а семье сообщили, что ты убит.
Лайам молча смотрел на Лорен, не находя слов для ответа. Никогда до сих пор Лорен не спрашивала его о пережитом — и он был ей за это благодарен. И сейчас она не задавала прямого вопроса, однако настойчиво приглашала его поделиться тягостными воспоминаниями.
Лайам вздохнул и сел на место. Лорен Стьюарт — его друг. Она имеет право знать хотя бы основные факты. Но ничего, кроме фактов, она от него не услышит. О своих чувствах он не рассказывал никому. Даже брат Кэл и его жена Кайла — ближайшие и вернейшие друзья Лайама — слышали лишь сильно урезанный и отредактированный рассказ об ужасах, которые пришлось пережить ему в тюрьме Сан-Салюстиано.
— Семь лет назад я приехал в Сан-Салюстиано, чтобы встретиться с Сантьяго Боливаром, — начал Лайам. Он говорил отрешенным, невыразительным голосом, сообщая только факты — так было легче.
— Незадолго до этого Сантьяго баллотировался в президенты — и проиграл, хотя пользовался огромной поддержкой населения. Он был уверен, что результаты выборов подтасованы правительством. К тому времени, как я явился к нему, по стране уже прокатились первые волны возмущения, жестоко подавленные силами тайной полиции.
Лайам помолчал, вспоминая первый вечер, проведенный с Сантьяго и его семьей. Мужчины взволнованно говорили о судьбе своей страны, о неминуемой гражданской войне, а Марисала тихо сидела в уголке — худенькая девочка с двумя «хвостиками» и огромными тревожными глазами. Но, когда Лайам вышел и направился к арендованной машине, чтобы возвратиться в отель, Марисала вышла вслед за ним.
— В тот день я встретил Марисалу впервые, — продолжал Лайам, стараясь говорить сухо и отрешенно. Но голос его дрогнул. Когда речь шла о Марисале, Лайам не мог оставаться спокойным. — Ей было всего пятнадцать, и…
Такая прекрасная! Юная, чистая, невинная. Словно наяву, он видел, как она выходит из тени садовых деревьев и дрожащим от волнения голосом называет свое имя. Да, она — простая девчонка и ничего не понимает в политике: но ей есть что сказать американскому журналисту, и она не побоится заговорить!
— Она просила, чтобы я поговорил с мужчинами, — продолжал Лайам, — убедил их не начинать войну из-за политических разногласий. Мы проговорили несколько часов — она немного говорила по-английски, я — довольно сносно по-испански. Клянусь тебе, Стью, я в жизни не встречал второй такой девушки, но… она была еще ребенком.
Лорен слушала молча, не перебивая.
— Марисала сказала, что боится за дядюшку — и, как оказалось, боялась не зря. — Лайам почувствовал, как подступает к горлу знакомая тошнота, и сжал зубы. После паузы он продолжил бесцветным голосом: — Мы с Сантьяго договорились встретиться через два дня в одном кафе в Пуэрто-Норте. Не знаю как, но об этом пронюхала тайная полиция. Они явились, чтобы арестовать нас обоих. Я понял: они знают, что я американский журналист, и сделают все, чтобы я исчез навеки. И я бросился бежать.
Лайам стоял у окна, пристально глядя на крыши соседних небоскребов. Он не мог взглянуть Лорен в лицо — боялся, что на лице его отражается ужас, пережитый в ту минуту. Оглушительная пальба за спиной, свист пуль, толчок, бросивший его лицом в грязь, и невыносимая боль…
— Мне удалось скрыться, однако я был серьезно ранен. Нелегально покинуть остров я не мог: ведь меня искала полиция. Мне некуда было идти — и я пошел к Марисале. И она меня спрятала.
— Продолжай, — кивнула Лорен.
— Я поправлялся долго и тяжело. Только через три месяца я встал с постели и лишь через шесть месяцев окреп настолько, что решился на побег с острова на рыбачьей лодке… — Лайам умолк, сжимая ладонями виски.
— А что случилось с Сантьяго?
— Все это время он провел в застенке. Мы даже не знали, жив ли он.
— А затем твой брат приехал и вытащил тебя оттуда?
Лайам покачал головой.
— Нет, это случилось позже, гораздо позже… Тайная полиция узнала, что отец Марисалы нанял лодку. Им не составило труда догадаться, что лодка предназначается для меня — я ведь по-прежнему числился в розыске. А диктатор хотел быть уверен, что я останусь здесь навсегда! Отряд полиции обыскал всю деревню, но меня не нашел. Тогда капитан Томас Васкес объявил, что, если я немедленно не сдамся, его люди расстреляют всех мужчин и мальчиков и сожгут селение.
Лайам старался излагать только сухие факты — но ни один человек, имеющий сердце, не смог бы говорить об этих «фактах» без дрожи в голосе.
— Я сдался, но Васкес не выполнил своего обещания. Он все равно расстрелял всех мужчин и мальчиков в деревне. Среди казненных были отец и брат Марисалы.
Лорен тихо ахнула, но Лайам этого не слышал. Он снова был там. Снова видел дула автоматов, нацеленные на ни в чем не повинных крестьян.
Марисала тоже была там, и снова, как наяву, Лайам видел ее расширенные от ужаса глаза. Видел, как она с криком бьется в руках женщин, как, не замечая опасности, бежит к мертвому отцу, обнимает еще не остывшее тело…
— После этого Марисала присоединилась к армии повстанцев, — закончил он. — Я попал в тюрьму, а Марисала взяла винтовку своего отца и ушла на войну.
«Неужели мне удалось описать весь этот ужас несколькими фразами?» — изумленно спросил себя Лайам.
— Все знали, что Марисала — племянница Сантьяго; это помогло ей завоевать авторитет у повстанцев. Вскоре она стала одним из лидеров освободительного движения. К семнадцати годам она командовала взводом «коммандос».
— Удивительно! — заметила Лорен, кладя ногу на ногу — Лайам снова услышал шелковый шелест ее юбки. — Мне казалось, женщины в Латинской Америке считаются людьми второго сорта.
Лайам кивнул.
— Так и есть. Это нетипичная история. И Марисала — удивительная девушка.
— Очевидно, да.
— Однажды повстанцы взяли штурмом тюрьму и освободили меня. За нами гнался сам Томас Васкес со своими приспешниками, а я после полутора лет в тюрьме был… не в лучшей форме.
«Это еще мягко сказано», — подумал он.
