Дафна дю Морье - Монте Верита
Виктор поблагодарил хозяев и объявил, что утром, сразу после восхода солнца, они собираются идти на вершину.
— Туда трудно пройти? — спросил он.
— Нет, дорога-то не тяжелая, — ответил старик. — Я мог бы послать кого-нибудь с вами, но никто не решится туда лезть.
Он говорил неуверенно, и Виктор заметил, как он снова глянул на Анну.
— Вашей жене будет здесь хорошо. Мы позаботимся о ней.
— Но моя жена пойдет со мной, — сказал Виктор. — Она не собирается здесь оставаться.
Старик посмотрел на Анну с тревогой:
— Вашей жене не надо подниматься на Монте Вериту. Это опасно.
— Почему же опасно подниматься туда? — спросила Анна.
Старик забеспокоился сильнее.
— Это опасно для девушек и женщин.
— Но почему? — удивилась Анна. — Почему? Ведь вы сказали мужу, что путь не трудный.
— Опасен не путь, — ответил старик. — Мой сын может показать вам тропинку. Опасность в другом, в… — он произнес какое-то слово, которое ни Виктор, ни Анна не поняли, но которое звучало как сакердотессо или сакердотозио.
— Какие-то жрицы или священный орден, — пробормотал Виктор. — Не понимаю, что именно он хочет сказать.
Обеспокоенный, взволнованный старик переводил взгляд с Виктора на Анну.
— Вы можете безопасно подняться на Монте Вериту и спуститься вниз, — повторил он, обращаясь к Виктору, — но не ваша жена. У них большая власть — у сакердотессе. В деревне мы постоянно боимся за наших девушек и женщин.
Виктор подумал, что все это звучало как байка о путешествиях по Африке, где племена диких мужчин внезапно выскакивают из джунглей и уводят всех женщин в плен.
— Не понимаю, что он плетет, — обратился он к Анне. — Тайны и какие-то суеверия. Это должно взволновать твою уэльскую кровь.
Он рассмеялся, обратив все в шутку. А потом, почти уже засыпая, начал расстилать перед огнем матрасы. Пожелав старику спокойной ночи, они с Анной устроились на ночлег.
Он спал крепким, глубоким сном, какой бывает только в горах, но перед самым рассветом внезапно проснулся от пения петуха в деревне. Он повернулся к Анне посмотреть, спит ли она. Матрас был отодвинут, Анна исчезла…
В доме стояла тишина, только с улицы доносился крик петуха. Виктор поднялся, обулся, накинул куртку и вышел за дверь.
Стоял предрассветный час, особенно холодный и тихий. На небе теплились последние звезды. Лежащую далеко внизу долину укрывали облака, и только здесь, у вершины, было ясно.
Вначале Виктор не испытывал тревоги. Он уже знал, что Анна вполне самостоятельна и прекрасно ориентируется в горах, может быть, даже лучше, чем он сам. Она не станет рисковать понапрасну, к тому же старик сказал, что подъем не труден. Но он почувствовал себя задетым, потому что Анна ушла, не дождавшись его, нарушив обещание ходить в горы только вдвоем. И он представить себе не мог, как давно она ушла из дома и как далеко успела уйти. Оставалось только последовать за ней как можно быстрее.
Виктор вернулся в комнату и взял продукты на день — она об этом даже не подумала. Сумки они смогут забрать потом, во время спуска, а может быть, им придется переночевать здесь еще раз.
Его возня, видимо, подняла хозяина, и старик внезапно вышел из дальней комнаты. Взгляд старика задержался на пустом матрасе Анны, потом он посмотрел Виктору в лицо почти осуждающе.
— Моя жена пошла вперед, — пояснил Виктор. — Я иду вслед за ней.
Старик помрачнел. Он вышел на улицу и встал у дверей, вглядываясь в вершину горы.
— Плохо, что вы отпустили ее, — сказал он. — Не надо было ей этого разрешать, — он совершенно расстроился и, покачивая головой, что-то бормотал про себя.
— Все нормально, — ответил Виктор. — Скоро я ее догоню, и к вечеру мы, наверное, вернемся назад, — он тронул старика за руку, успокаивая его.
— Боюсь, что слишком поздно. Она попадет к ним. А если уж окажется там, никогда не вернется назад.
Старик снова произнес это слово — сакердотессе, власть сакердотессе — и его волнение передалось Виктору, он ощутил страх, потребность что-то предпринять.
— Так вы говорите, что на Монте Верите живут люди, которые могут напасть на нее, повредить ей?
Старик что-то быстро заговорил, но было трудно разобраться в этом потоке слов: нет, сакердотессе не повредят ей. Но они ее сделают одной из них. Анна пойдет к ним, она не сможет устоять против их власти.
Двадцать-тридцать лет назад, продолжал старик, к ним ушла его дочь, и с тех пор он ее больше не видел. И других женщин из деревни и из долины внизу призывали сакердотессе. И раз они были призваны, никто уже не мог удержать их. И никто их не видел снова. Никогда. И так было много веков — во времена его отца и отца его отца и задолго до этого. Никто теперь не знает, когда сакердотессе впервые появились на Монте Верите. Никто из людей их не видел.
Они укрыты стенами, и у них власть, магическая власть. Некоторые говорят, что у них власть от Бога, другие — от дьявола. Но мы не знаем, не нам судить. Поговаривают, что сакердотессе Монте Вериты никогда не стареют, навсегда остаются молодыми и красивыми, что свою силу они черпают у луны.
Боготворят и луну, и солнце.
Виктор немногое понял из его рассказа. Все это — должно быть, легенда, поверье.
Старик покачал головой и опять посмотрел на гору:
— Вечером я заметил это в ее глазах, — сказал он. — Я испугался. У нее были глаза, как у тех, кто призван. Я видел это и раньше — у своей дочери, и у других.
Теперь все в доме проснулись и по очереди входили в комнату. Казалось, они почувствовали, что произошло. Мужчина, что был помоложе, женщина и даже дети смотрели на Виктора с тревогой и каким-то странным сочувствием. Их настроение не столько встревожило Виктора, сколько разозлило, вызвало раздражение. Все это напоминало средневековое ведовство с кошками и метлами.
Мгла медленно расступалась, скатывалась вниз, в долину. На востоке над кромкой горы небо окрасилось мягким заревом, предвещающим восход солнца.
Старик что-то сказал сыну и куда-то указал палкой.
— Сын выведет вас на тропинку, но далеко он пойти не посмеет.
Когда Виктор тронулся в путь, на него смотрели не только из этой хижины, но и из других, и он чувствовал взгляды из-за ставень и полуоткрытых дверей. Вся деревня встала, чтобы поглядеть на него, прикованная к окнам очарованием страха.
Его проводник не проронил ни слова. Он шел впереди, сутуля плечи и опустив глаза к земле. Виктор чувствовал, что идет он только потому, что ему велел старик — его отец.
Тропинка оказалась неровной и каменистой, то и дело обрывалась, и Виктор решил, что они поднимаются по старому руслу, которое, должно быть, непроходимо в дожди. Теперь же, в разгар лета, восхождение было нетрудным.
