Сьюзен Мэллери - Зов одинокой души
Она уставилась на него широко открытыми глазами. Он понимал, что им манипулируют, и не собирался сдаваться.
— Я не держу кошек, — твердо сказал он. — Ни эту, ни какую другую.
— Это так нехорошо.
Она говорила тихо. Он едва расслышал слова, и все же она как будто ударила его.
— Ладно, — сказала она. — Собери все. Я что-нибудь придумаю.
Он водил мужчин в такие опасные места, что и представить трудно. Он убивал, чтобы выжить, и не раз сам был на волосок от смерти. И тем не менее никогда не чувствовал себя настолько не в своей тарелке, как сейчас.
Какое, черт возьми, ему дело до того, что эта женщина думает о нем? Это же всего лишь какая-то кошка. Пусть забирает ее.
Он пошел на кухню и сложил кошачью еду в пакет, затем вернулся в гостиную. Но, взглянув на Уиллоу, увидел, что она уснула.
Ее голова лежала на подлокотнике, длинные светлые волосы резко выделялись на фоне темной обивки. Одну ногу она подогнула под себя, а другая была вытянута и все еще обложена льдом.
— Уиллоу?
Она не пошевелилась. Значит, она не только боится боли, но и засыпает от болеутоляющих. Неудивительно, что доктор категорически запретил ей садиться за руль.
В комнате было тихо, если не считать мурлыканья кошки и громкого стука его сердца.
Уиллоу проснулась и не могла понять, где она.
Она немедленно села и хотела уже было запаниковать, но в этот момент вспомнила все, что случилось, про Кейна и кошку, и решила, что, наверное, она все еще у него дома.
Быстрый взгляд на часы на тумбочке — уже почти полночь. Ничего себе, насколько она отключилась. Она огляделась. Ночник, горящий в ванной, позволял видеть очертания мебели, включая и кровать, на которой она спала. Гостевая комната, решила она, отметив, что кровать не слишком большая, да и обстановка скорее нейтральная, чем мужская. Жаль. Она не имела бы ничего против того, чтобы проснуться в его постели… с ним.
Улыбнувшись этой мысли, она посмотрела на себя и увидела, что, за исключением обуви, она по-прежнему полностью одета. Кейн вел себя как настоящий джентльмен. Она не была уверена, радоваться ей этому обстоятельству или огорчаться.
Уиллоу вздохнула. Было в Кейне нечто такое, что неодолимо влекло ее и вызывало желание быть безрассудной. Может, потому что рядом с ним она чувствовала себя защищенной. Словно что бы она ни сделала, как бы себя ни повела, с ней не случится ничего дурного. Он защитит ее.
Ни с кем никогда у нее не возникало такого ощущения.
Она свесила ноги с кровати и осторожно встала. Лодыжка все еще побаливала, но уже стало гораздо лучше. Она могла почти нормально ходить.
В ванной, где нашла новую зубную щетку и пасту, она умылась, почистила зубы и отправилась на поиски своего хозяина.
Кейн читал в гостиной. Он поднял взгляд, когда она вошла.
— Извини, — сказала она. — Я отключилась,
— Я заметил.
— И ты… э… отнес меня на кровать.
— Да.
— Я этого не помню.
— Очевидно.
— Ты оставил меня в одежде.
Уголок его рта дернулся.
— А что, я должен был раздеть тебя догола и воспользоваться тобой, пока ты крепко спала?
— Конечно, нет, просто…
Он ведь уже целовал ее. Или это ничего не значит?
Он встал и подошел к ней. За долю секунды все следы веселости исчезли, и он стал похож на хищника.
— Ты играешь в опасную игру, — сказал он ей. — Ты ничего обо мне не знаешь.
Это правда. Разум подсказывал ей бежать, вернуться в гостевую комнату «запереть дверь. Но ведь он хотел ее раньше. По-настоящему хотел. Ее разуму следовало бы помнить, насколько редко такое бывает.
Он протянул руку и намотал прядь ее волос на палец.
— Как шелк, — пробормотал он.
И он снова вернулся — тот огонь, который приводил ее в такой восторг. Она почувствовала, как между ними вспыхнули искры, притягивая ее ближе, давая обещания, увлекая на тропу возможной погибели.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
— Не понимаю, — сказала Уиллоу. — Я же не в твоем вкусе.
— Ты уже это говорила. Откуда ты знаешь?
— Я ни в чьем вкусе.
Кейн покачал головой;
— Я в это не верю.
— Это правда. Моя печальная романтическая история тому доказательство. Я лучший друг, та, перед кем парни раскрывают душу.
— Я ни перед кем не раскрываю душу, — сказал он ей.
— А должен бы. Это очень полезно. Когда поделишься проблемами, они начинают казаться не такими уж непреодолимыми.
— С чего ты взяла?
— Прочитала в журнале. Из журналов так много можно узнать.
Он не сводил взгляда с ее лица.
— Возвращайся в постель. Утром я отвезу тебя домой.
Нет! Она не хочет, чтобы ее отсылали в постель, как ребенка.
— Но где тогда ты будешь спать?
— Ты в гостевой комнате. У меня по-прежнему есть моя кровать.
— Видишь ли, это было заигрывание. Я заигрывала с тобой. Как было бы мило, если б ты мне подыграл.
Движение было молниеносным. Только что он стоял в паре шагов от нее, и вот уже был прямо перед ней, одной рукой обхватив ее за талию, а другую запустив в волосы.
Он придвинулся еще ближе.
У нее возникло ощущение, что он пытается запугать ее, и у него это получилось бы, да вот только она его совсем не боялась.
— Ты не обидишь меня, — прошептала она.
— Твоя вера глупа и неуместна. Ты не знаешь, что я сделаю.
Он наклонил голову и захватил ее рот в жестком, требовательном поцелуе.
Она обвила его рукой за шею и приветствовала его вторжение с пылом, который заставил его застыть от удивления. Он с силой прижал ее к себе, и она с готовностью прильнула к нему. Рука, держащая волосы, сжалась, оттягивая голову назад.
Он прервал поцелуй и заглянул ей в глаза.
— Я жестокий и опасный, и я не играю в игры, которые ты знаешь, — сказал он. — Я не тот, кого бы ты хотела иметь рядом. Я не милый. Я не звоню на следующий день, и меня никогда не интересует больше, чем одна ночь. Ты не сможешь исправить меня, исцелить или изменить. У тебя не хватает здравого смысла убежать без оглядки, а надо бы. Можешь мне поверить.
От его слов по ней прошла дрожь.
— Я не боюсь тебя, — повторила она.
— Почему, черт возьми?
Она улыбнулась и потерла указательным пальцем его нижнюю губу.
— Я согласна, что ты суровый и, возможно, пугаешь других людей, но, Кейн, ты же спас меня и котят и был мил с моей мамой и сестрой, и когда отнес меня в постель, даже и не подумал воспользоваться ситуацией. Разве этого мало?
Он закрыл глаза и застонал от отчаяния.
— Ты невозможна.
— Я уже это слышала.
— И совершенно неотразима.
