Глория Даймонд - Наваждение
Глядя теперь на свое жилище, Эвелин думала, что Квентин, скорее всего, находит ее дом пошлым. Он, разумеется, принадлежит к тем, кто предпочитает элегантный минимализм. Его жилище, скорее всего, изобилует дорогой электроникой и произведениями современного искусства, тщательно подобранными модным дизайнером. Типично для богатого холостяка.
Эвелин вела его в маленькую гостиную, единственную комнату, которая, хотя бы в некоторой степени, соответствовала атмосфере деловых разговоров.
Они шли вдоль стен, увешанных семейными фотографиями. Эвелин удивленно заморгала, когда Квентин остановился, чтобы получше рассмотреть одну из них.
Это был довольно сентиментальный снимок — залитый солнцем, как полотна импрессионистов. На нем была запечатлена четырехлетняя Эвелин. Она стояла на зеленой поляне в желтом платьице, ее каштановые волосы с бронзовым отливом развевались на ветру. Она смотрела прямо в объектив доверчивым взглядом своих огромных серо-голубых глаз. Разумеется, это было еще до того, как их семья распалась и Эвелин научилась не доверять никому.
— Славная девочка, — пробормотал он. — Очень красивая.
— Все четырехлетние дети красивые, — отрезала Эвелин и распахнула перед ним дверь гостиной.
Ей показалось, что Квентин вздохнул, но она не была в этом уверена. Дверь гостиной была плотно закрыта, однако ритм рок-н-ролла мешал сосредоточиться. Эвелин устроилась за столом и жестом предложила Квентину сесть в кресло.
— О чем вы хотели со мной поговорить?
Прежде чем ответить, он поудобнее устроился в кресле и осмотрелся. Эвелин была довольна, что у этой комнаты все же достаточно деловой вид.
Наконец, Квентин заговорил:
— На прошлой неделе, — произнес он так, словно сам процесс речи был ему неприятен, — Конни угрожала мне самоубийством.
Рот Эвелин медленно приоткрылся. Она пораженно смотрела на Квентина, ничего не понимая. У него в волосах седина. Но ведь он слишком молод, чтобы седеть. Кажется, Конни говорила, что ему тридцать три… Или нет?
Но ведь дело не в этом. Он только что сказал… Эвелин заставила себя собраться с мыслями.
— Нет! Не может быть! — горячо сказала она просто для того, чтобы не вникать в страшный смысл услышанного. Да, конечно, письма Конни после гибели Талберта были очень печальны, но они никак не походили на письма человека, который хочет покончить с собой. Если бы это было так, то она, Эвелин, обязательно почувствовала бы недоброе.
— Это правда. — Квентин подался вперед. — Правда.
— Но она же ждет ребенка! — едва смогла выдавить Эвелин. Ей не хватало воздуха. Нет, это не может быть правдой. Ведь еще две недели назад пришло последнее письмо от Конни… — Как это было?
— В прошлую среду у нее началась истерика, пришлось вызвать врача. Конни вроде бы пришла в себя и вдруг ледяным тоном произнесла, что наложит на себя руки. — Квентин откинулся на спинку кресла и пригладил волосы. Это был первый жест, выдававший его волнение. — Не думаю, что она действительно пойдет на это, но все же…
— Но все же… — голос Эвелин зазвучал хрипло, и она откашлялась, — все же к угрозе самоубийства нужно относиться серьезно. Это… — она еще раз откашлялась, — возможно, крик о помощи.
Мне ли не знать, думала она. Да, мне ли этого не знать.
Квентин коротко кивнул.
— Верно. Положение действительно серьезное. Мисс Флауэр, Конни вынашивает ребенка моего покойного брата. Если она попытается покончить с собой, то ребенок… — Он замолчал, правая щека едва заметно дернулась. — Я прошу вас помочь не потому, что мне самому не хочется заниматься этим. Конни действительно нужны именно вы.
— Ей просто нужен кто-то рядом, — осторожно начала Эвелин. — Но, может быть, лучше, если это будет врач, который знает…
— Нет, — уже раздраженно перебил ее Квентин. — Она не хочет идти к психологу. Она говорит, что ей будет спокойно только с вами. Я прошу вас об этой услуге только потому, что Конни считает вас своим другом. Кроме того, у вас есть опыт, как вести себя в подобной ситуации…
Как он узнал? Эвелин почувствовала, как кровь приливает к щекам. Что Конни наговорила ему? Разумеется, она не должна была рассказывать постороннему человеку… Это же слишком личное.
Но, взглянув ему в глаза, Эвелин поняла, что он знает все. Значит, Конни все же рассказала ему, что…
— Конни и ваша сестра были подругами, не так ли?
Эвелин устало кивнула. Она ожидала от Квентина настойчивости и прямой атаки. И такой хитрый подход издалека сильно удивил ее.
— Да, — подтвердила она. — Они дружили. У Конни почти не было настоящих подруг, но к Дженнифер она всегда тянулась.
— Они много времени проводили вместе?
— Да. — Эвелин мысленно вернулась в те далекие дни, когда Конни еще не уехала в Южную Дакоту и не завела бурного романа с Талбертом Блейном. Тогда Эвелин сильно беспокоилась за Конни. Она была такая красивая, так страстно мечтала о развлечениях, о любви, о богатстве, о мужчинах. И ни секунды не сомневалась, что красота может помочь ей обрести все вышеперечисленное. Но в то же время мечты Конни были по-детски наивны и даже трогательны. — У Конни кроме нас никого нет. Ее мать умерла, когда она была еще ребенком, а с отцом они так и не смогли поладить…
— А как вы сами к ней относитесь?
Эвелин нахмурилась. К чему этот вопрос?
— Как отношусь? Я уже говорила вам, — пылко произнесла она. — Конни нам с Дженнифер, как родная сестра.
— Она вас тоже любит, — сказал он и положил ногу на ногу. — Но ответьте мне еще на один вопрос… Вам не кажется, что, возможно, Конни говорит о самоубийстве просто потому, что пытается подражать вашей сестре?
Эвелин едва справилась с собой и смогла подавить стон, не веря собственным ушам. Она пыталась осмыслить услышанное. Помрачнев, она бросила тревожный взгляд на дверь. Остается надеяться, что Дженнифер не слышала этого.
Конечно, не слышала. Сейчас ребятам не до них. Эвелин снова взглянула на Квентина и постаралась подобрать слова для ответа. Как он смеет обвинять Дженнифер в проблемах Конни? После попытки самоубийства Дженнифер так и не избавилась от чувства вины за свой поступок. И новые страдания ей совершенно не нужны.
— Нет, разумеется! — решительно заявила Эвелин. По ее тону было понятно, что она в ярости, но это ее не беспокоило. — Вы действительно так думаете?
— Не знаю. — Голос Квентина звучал ровно и бесстрастно, и Эвелин вдруг захотелось влепить ему пощечину. Похоже, он злится на Конни. Мог хотя бы испугаться за нее. — Просто мне пришла в голову мысль о такой возможности.
— Почему?
