Элеонора Глин - Причуды любви
Полчаса назад между ними в его кабинете произошла довольно бурная сцена. Зара соглашалась на сделку, раз он требовал, но желала знать, зачем для этого понадобилась ему она. Когда же он сказал, что это просто деловое соглашение между ним и его другом и что он даст ей большое приданое, она не выразила никакого удивления и только презрительно искривила губы — для нее все мужчины были или скоты, или глупцы вроде бедняги Мимо.
Если бы она знала, что лорд Танкред уже отказался от ее руки и что дядя рассчитывает только на свое безошибочное знание людей — и особенно лорда Танкреда — то почувствовала бы себя униженной, а не кипела бы бессильной злобой.
Тристрам Танкред явился ровно в восемь часов, несмотря на то, что вообще не отличался большой пунктуальностью. Видимо, его подгоняло неосознаваемое им самим желание увидеть племянницу своего друга.
Что это за женщина, которая готова выйти замуж за совершенно незнакомого человека только ради его титула и положения в обществе?
И четверть часа, которые он прождал ее в гостиной, нисколько не охладили его интереса; когда же, наконец, дверь открылась и Зара вошла в комнату, у лорда Танкреда перехватило дыхание. Внешность этой дамы, во всяком случае, была совершенно необычайной.
Но когда ей представили его и их взоры встретились, Танкред был поражен выражением жгучей ненависти в ее глазах. Что это значило? Если бы, как считал Френсис, она хотела выйти за него замуж, то зачем бы она стала так глядеть на него? Это задело лорда и заинтересовало его.
Вначале Зара не говорила ни слова, но лорда Танкреда нелегко было смутить молчанием. Он непринужденно заговорил на обычные темы, но в ответ получил только «да» и «нет», точно так же, как и другой сосед Зары — железнодорожный магнат. Подали обед. Пожилой сосед Зары сказал что-то, что ее заинтересовало, и она несколько оттаяла.
Танкреда больше всего раздражало то, что он чувствовал — она молчит не потому, что глупа, — разве можно быть глупой с таким лицом! Но он не привык, чтобы женщины игнорировали его, и потому был буквально выведен из равновесия.
Он пристально наблюдал за Зарой. Никогда еще не приходилось ему видеть такой бархатной белой кожи, а очертания ее небольшого личика, даже при боковом освещении, были удивительно чисты, ее рот, нос, щеки — все было изящным, гладким и округленным. Еврейское происхождение Зары сказывалось только в великолепии глаз и ресниц. Она вызывала желание дотронуться до нее, сжать ее в объятиях, распустить ее роскошные волосы и зарыться в них лицом, а он вовсе не был неискушенным юношей, способным внезапно поддаться внешним женским чарам.
Когда подали жаркое, ему удалось услышать от нее целую фразу — это был ответ на его вопрос, нравится ли ей Англия?
— Это трудно сказать, когда ее не знаешь, — произнесла она. — Я была в Англии только однажды, давно, еще в детстве. Мне она кажется холодной и темной.
— Мы должны научить вас относиться к ней лучше, — сказал он, стараясь заглянуть ей в глаза, и хотя она тотчас же отвела их, лорд Танкред успел заметить, что в ее взгляде по-прежнему таилось выражение ненависти.
— Какое может иметь значение, нравится она мне или нет, — заметила Зара при этом.
Это замечание перевернуло Танкреду всю душу, он сам не мог бы сказать почему. И вдруг она стала ему очень нравиться. Теперь он уже не был уверен в своем решении. Все его существо охватило необыкновенное волнение. Раньше он не испытывал ничего подобного, разве только один раз в Африке, во время охоты на львов, когда оказалось, что невдалеке появился огромный лев и можно начать на него охоту. Сейчас тоже все его спортивные инстинкты вдруг воскресли.
Тем временем графиня Шульская снова слушала сэра Филиппа Армстронга, железнодорожного магната. Он рассказывал о Канаде, и она с заметным интересом отнеслась к тому, что энергичные, настойчивые люди могут составить себе там огромное состояние.
— Но, значит, Канада еще не достигла того уровня, чтобы в ней могли преуспевать художники? — спросила Зара, и лорд Танкред удивился живости и заинтересованности ее тона.
— Современные художники? — сказал сэр Филипп. — Нет. Хотя богатые люди уже начинают покупать картины и другие красивые вещи, но в молодой стране успехом пользуются предприимчивые, решительные люди, а не мечтатели.
Зара опустила голову, интерес ее к разговору, видимо, упал, потому что она опять стала лишь односложно отвечать на вопросы.
Лорд Танкред все больше изумлялся — он видел, что ее мысли витают где-то очень далеко.
Френсис поддерживал любезную беседу со своим соседом, полковником Маккамером, внимательно наблюдая в то же время за всем происходящим. Он был весьма доволен оборотом событий. В конце концов опоздание Зары к обеду оказалось кстати. Обстоятельства часто играли на руку такому искусному фокуснику, каким был Маркрут. Если только Зара останется столь же равнодушной, какой она, видимо, на самом деле была, — Маркрут знал, что она не притворяется — все могло решиться в этот же вечер.
Лорду Танкреду в течение всего остального обеда так и не удалось вызвать Зару на какой-либо разговор, и он досадовал и злился. Вся его боевая кровь начинала бурлить в нем. После десерта графиня воспользовалась первым же удобным моментом, чтобы выскользнуть из комнаты, и, когда он открывал ей дверь и взоры их встретились, в ее взгляде снова сверкнули ненависть и презрение.
Лорд вернулся на свое место с сильно бьющимся сердцем. И во время утомительного разговора о Канаде и о том, как выгоднее помещать капитал, разговора, который Френсис вел замечательно искусно, по-видимому, исключительно из дружбы входя во все детали, лорд Танкред чувствовал, что его волнение, вызванное красотой и необычным поведением этой женщины, все больше возрастает. Он уже совсем не интересовался доводами «за» и «против» его будущей жизни в колонии, а когда заслышал доносившиеся издали звуки «Грустной песни» Чайковского, то сразу пришел к решению.
Зара сидела у большого рояля в дальнем углу гостиной. Огромная лампа, затененная абажуром, заливала мягким светом ее белое лицо и шею; руки, обнаженные до локтей, ничуть не уступали своей белизной слоновой кости клавиш, глаза, как два черных бархатных диска, смотрели прямо перед собой, и в глубине их виднелось целое море тоски. Ибо Зара играла любимую пьесу матери и играла с целью ярче воскресить в себе чувство, заставившее ее дать тогда свое обещание; таким образом, она хотела укрепить себя в намерении пожертвовать собой для маленького брата.
Когда Танкред вошел в комнату, она взглянула на него. Недостаточно зная англичан, Зара не могла судить о моральном облике такого человека, каким был лорд; она видела только, что внешне он очень красив и, по-видимому, обладает большой душевной и физической силой, а, следовательно, так же отвратителен, как и все прочие мужчины. Поэтому, когда он подошел и облокотился о рояль, выражение ее лица резко изменилось. Печаль исчезла из ее взгляда, и в нем снова вспыхнула ненависть, а под пальцами вдруг яростно загремела тарантелла.
