Ольга Лобанова - Любовь как спасение
Через два года выяснилось, что Тоня не может иметь детей. Но это известие нисколько не огорчило Бореньку. У него был Тема, самый родной и любимый человек на свете. Боренька давно смирился, что сын никогда не назовет его папой и даже никогда не узнает, что он-то и есть его настоящий отец. С Темой они были настоящими друзьями, и это было главным для Бореньки.
…День выдался на редкость жарким, и только вечер принес прохладу. Боренька нехотя возвращался домой. Он так и служил в должности, которую когда-то сохранила для него мама. После развода с Лялей его карьера как-то затихла, ни взлетов, ни провалов. Поначалу топтание на месте беспокоило Бореньку — хотелось работы яркой и интересной, с перспективой, но он ровным счетом ничего не делал, чтобы такую работу заполучить. Потом как-то привык каждый день — годами — делать одно и то же. И даже нашел в этом массу положительного: все эти волнения, тревоги, напряжения, которые всегда сопровождают карьерный рост, пугали Бореньку, заставляли искать и находить убедительные причины, чтобы отказываться от новых должностей, которые время от времени ему предлагали, а потом и перестали. Платят, на жизнь, добровольные алименты и подарки Теме хватает — и ладно.
Гораздо чаще Бореньку огорчала бесцветность его личной жизни. Вот и сегодня как-то уныло было у него на душе. Перспектива еще один вечер провести в обществе Антонины и телевизора не ускоряла его шаг. «А ведь люди живут иначе: горюют при разлуках, радуются встречам. В кафе ходят — просто так, вечерком…» — он с грустью смотрел на нарядный люд, удобно расположившийся за столиками уличного кафе.
— Зайдем? Кофейку выпьем или пивка… — Недоумение, застывшее в Боренькиных глазах, ничуть не смутило высокого господина — именно господина, никак иначе, неизвестно откуда взявшегося на его пути. — Ну же, решайся! Грех в такой вечер на диване сидеть.
— Разве мы знакомы?
— Нет, Ляля нас так и не познакомила. Но я тебя давно знаю — лет десять, а то и побольше. И не просто знаю, мы с тобой в определенном смысле… — Господин замешкался, подбирая слово. — Ну, если не родственники, то уж точно соучастники. Вот увидел тебя сейчас и решил наконец-то поговорить начистоту, без церемоний.
— И в чем же мы с вами, позвольте полюбопытствовать, соучаствуем? — Только сейчас Боренька вспомнил, что несколько раз видел его на Лялиных вечеринках. Она их действительно не познакомила, но Боренька его заметил и так и назвал про себя — господин, так статен и вальяжен он был.
— Как в чем? В главном. Уверен, не только для меня, но и для тебя тоже — в Лялиной жизни. — Господин, по всей видимости, тоже домой не спешил. — Вопрос, как видишь, непростой, так, может, лучше коньячку?
У Бореньки пересохло во рту, утолить жажду такого происхождения действительно мог только коньяк.
— Я с Лялей познакомился года на два раньше, чем ты. Какая женщина, мечта! И что удивительно: чем старше становится, тем интересней. Силу набирает, как хороший коньяк. Будь здоров! — Господин одним глотком осушил рюмку и отработанным жестом наполнил ее снова. — Жениться на ней я не мог. Теща — гарант моего благополучия. Она — хозяйка фирмы, а я ее у нее исполняю директора. Умрет — все мне перейдет, но ведь живет, стерва, и здравствует.
— А сколько ей лет? — Боренька и сам не знал, зачем задал этот вопрос.
— За шестьдесят. Но здорова! Всю контору на себе тянет. — Боренька вдруг поймал себя на мысли, что человек, сидящий напротив, вовсе и не Господин… — Она откуда-то про Лялю узнала и мне сразу сказала: «Начнешь дергаться, пеняй на себя. У моих внучек должен быть отец. Запомни это хорошенько». Я запомнил. Теща — великая женщина, всегда права оказывается… — У Бореньки потеплело внутри. Так бывало всегда, когда что-то напоминало маму. — К тому же жениться на такой бестии, как Ляля, — хлопотное дело, не для меня. Но раза два-три в неделю… Действует, как женьшень.
— А вы что, и сейчас с ней…
— Конечно, а почему бы и нет? Поверишь, у меня до сих пор от нее дух захватывает. Да и связаны мы с Лялечкой на веки вечные. Тема, сын — это не шутка. Я всю жизнь о сыне мечтал.
— Как Тема? — Боренька почувствовал, что у него останавливается сердце. — Это мой ребенок, мой сын.
— Ты, дорогой, на тот момент был ее мужем, но это вовсе не означает, что и отцом ее ребенка. Посмотри на меня, видишь? У Темы мой нос, мои волосы. Он мой сын, нет вопросов. Я хороший отец, люблю его безумно. Все восемь лет деньги Ляле даю на него. Меня упрекнуть не в чем.
Оба замолчали. Пауза тянулась долго, но обоих, очевидно, не тяготила. Казалось, каждый мысленно сопоставлял свой портрет с портретом спорного ребенка. И, судя по довольной улыбке, каждый приходил к утешительному для себя выводу, что главные аргументы на его стороне.
— Вадим знает о ваших отношениях? — прервал молчание Боренька.
— Боренька, тебе пора становиться Борисом. О таких вещах мужья узнают последними, если узнают вообще. Тебе ли этого не знать…
Соучастники опять замолчали.
— Как у вас со слухом? Я имею в виду музыкальный слух. — Мысль, которая вдруг пронзила измученную Боренькину голову, даже рассмешила его.
— В этом смысле глух как тетерев. А что?
— Вот и я тоже, и Ляля. А Тема очень музыкален. Как Вадим… У него мама — оперная певица.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего. Вот уж кто великая женщина, так это Ляля. Да, мама была права, во всем.
— Какая мама? Не понял…? — судя по выражению лица, ответы совсем не на эти вопросы хотел немедленно получить соучастник, но Бореньке это было уже не интересно. Он встал, бросил на стол деньги за коньяк и зашагал прочь.
— Эй, Боренька, погоди? Ну, расскажи же, в чем права-то? Чья мама? — Боренька не обернулся — разве можно рассказать жизнь?
Ночью он долго не мог уснуть. Глядя в черную пустоту, он думал о том, что, конечно же, можно сделать генетическую экспертизу, но что это изменит? Он любит Тему — и только это имеет значение. Боренька бережно перебирал в памяти каждый прожитый с Лялей день. Она заморозила его сердце, пусть так, он давно ей все простил. Но в их встрече был смысл — сын. Пусть Тема носит не его фамилию и не его отчество, но это его сын, он знает это точно. Он любил и, наверное, любит до сих пор эту женщину, только с ней он чувствовал себя мужиком. Лялины волосы, ее шалый шепот в ночной тишине…
Боренька повернулся на бок и уперся взглядом в свою кристально честную жену. Жиденькая серо-желтая прядка упала на то место, где у людей обычно бывают брови. На тонкие бледные губы, полуоткрывшиеся во сне, наехал воротник ночной рубашки, толщиной ткани больше похожей на пальто. «Тоска…» — Боренька покорно вздохнул. Тоня тихонько всхрапнула и тяжело перевалилась к стене. Боренька закрыл глаза — как наваждение, ему улыбались жадные Лялины губы. Элегантный господин прав: он, Боренька, всего лишь соучастник не только в Лялиной, но и в своей собственной жизни. Сынок… По жизни — сынок. Как, впрочем, и господин. Последняя мысль явно понравилась Бореньке и даже успокоила его: он не один такой. Значит, можно жить спокойно. А Тоня… А что Тоня? Ее блинчики с курагой даже лучше маминых.
