Холли Уорнер - Дикая кошка
– Уверен, что вы можете меня просветить.
– Это коллекционный экземпляр "Харлея" – один из первых выпусков, очень ценный. Роджер нашел его ржавеющим на свалке и потратил целую зиму на то, чтобы привести в порядок. А теперь кто-то, кого он встретил в Гранаде, предложил за мотоцикл хорошие деньги, поэтому он позвонил мне и попросил его пригнать.
– Подвергая свою сестру всяким случайностям и опасностям, когда она будет мчаться одна по Испании, – фыркнул он.
– Не было никакой опасности, по крайней мере, до тех пор пока я не встретила вас, – возразила Саманта. – Кроме того, я привыкла ездить на мотоцикле. В настоящее время это самый лучший способ передвижения по Манчестеру.
– Вы работаете в Манчестере?
– Иногда.
– Чем вы занимаетесь?
Она пожала плечами:
– О, то одно, то другое.
Пусть думает что хочет. Она не собиралась рассказывать о себе больше, чем необходимо. Знание – сила, как говорят, а этот человек уже и без того знает о ней более чем достаточно, поэтому и имеет над ней определенную власть.
– Намечалась одна работа, но она сорвалась, поэтому я освободилась раньше, чем планировала, и у меня получился отпуск. Пока не встретила вас, я была свободным всадником…
Англичанка умолкла. Носок сапога все еще покачивался взад-вперед, и это движение, хотя и легкое, напрягало мускулы мужчины от носка до бедра. Ее глаза следили за этими ритмичными покачиваниями. Кровь стучала у нее в ушах. Она подняла глаза. Испанец смотрел ей в лицо, и казалось, что воздух вокруг вибрирует, как струны скрипки. Девушка вскочила на ноги.
– Я… – Во рту у нее пересохло. – Здесь очень жарко. Мы можем выйти?
– Конечно.
Мужчина тут же встал – вежливый хозяин. В дальнем конце комнаты он толкнул стеклянную дверь и жестом пригласил девушку пройти вперед. Перед ней была терраса, а дальше сад, окруженный с трех сторон каменными стенами. Слыша шаги Гонсалеса у себя за спиной, Саманта поспешно сошла на посыпанную гравием узкую дорожку, которая вела внутрь сада, где был фонтан. Но девушка забыла, что у нее ноги босые, и остановилась с легким стоном, наступив на острый камень.
В ту же секунду мужчина подхватил ее на руки и понес по дорожке между высокими кустами жасмина, от цветов которого исходил пьянящий аромат. Но гораздо более пьянящим, чем эти душистые белые, похожие на звезды цветы, был резкий запах цитрусов и мужского тела.
Прижатая к груди испанца, она вдыхала запах его кожи. Как сильное лекарство, он, казалось, проник в ее кровь, разливаясь по венам.
В самом центре сада был круглый бассейн. Гонсалес поставил англичанку на ноги, но она так ослабла от переживаний, что покачнулась, когда встала на мраморные плиты возле бассейна. Почувствовав, что краснеет, Саманта отвернулась и окунула пальцы в воду. Вода оказалась холодной как лед.
– Она всегда холодная, – пояснил испанец, – потому что идет из родника, который находится в скалах.
– Понятно.
Саманта смотрела на желтые цветы в воде, потом ее взгляд скользнул по зеркальной поверхности, где она увидела свое отражение, а за ним – лицо Гонсалеса. Их взгляды встретились в воде и не расходились, пока ее рука не дрогнула, образовав рябь. Лица расплылись и исчезли.
– Этот родник, я думаю, был причиной того, что мой предок построил здесь замок, – он обеспечивал водоснабжение на случай опасности.
Замок? Ну, конечно, следовало понять это раньше. Взлетающие вверх стены, которые окружали постройки и сад, массивные стены здания, смягченные с внутренней стороны темным деревом панелей, – все это может принадлежать только замку. Она подняла голову и увидела за садом зубчатые очертания на фоне безоблачного неба.
– А когда он женился, – продолжая Гонсалес, – то посадил сад для своей жены, чтобы она проводила здесь время в жаркие полуденные часы.
Саманта внимательно осмотрелась вокруг и поняла запутанную планировку сада. Бассейн с фонтаном в центре, посыпанные гравием дорожки с изящными каменными арками, обсаженные густыми кустами и тонкими высокими кипарисами, отраженными в прозрачной воде, – все это основные элементы сада, его своеобразный костяк, что и отметил профессиональный взгляд Саманты. И на этом костяке была "плоть": вьющиеся растения, розы и жасмин, множество цветов в терракотовых горшках, апельсиновые деревья с наливающимися оранжевыми плодами среди темно-зеленых глянцевых листьев.
– Здесь очень красиво, – произнесла она задумчиво. – Хотя это, скорее, мавританский сад, чем испанский.
– Вы знаете о таких вещах?
– Немного.
– Что ж, вы вполне правы, это мавританский дворик с садом.
Что-то в его тоне заставило девушку повернуться и посмотреть на хозяина.
– Да, сеньорита Браун. – Его серые глаза смотрели на нее насмешливо. – В моих жилах течет мавританская кровь, или, вернее, полуиспанская-полумавританская.
Саманта выдержала ироничный взгляд мужчины. Но ее бесила надменность этого потомка завоевателей, которую еще больше подчеркивал жесткий изгиб тонких губ. А больше всего бесило его отношение к ней – женщине, которой, по его мнению, следует выполнять свою естественную функцию – подчиняться мужчине.
В то же время ей стало не по себе. И, чтобы скрыть свое состояние, она наклонилась, понюхала золотистую сердцевину белой розы, и лишь тогда заговорила:
– А я думала, что все мавры были изгнаны из Испании много веков назад.
– Но не мой предок! – Б голосе потомка звучала горделивая усмешка. – Он ассимилировался, потому что был влюблен в Испанию. Женился на дочери испанского дворянина, и никто не осмелился тронуть его.
– Теперь я представляю, что такое кровь мавра в жилах, – сухо заметила Саманта скорее для себя, чем для своего похитителя, и услышала его смешок.
– Правда, ему пришлось покинуть свои земли на некоторое время и перебраться на побережье. Но ни шагу дальше!
– Вы не удивляете меня. Отступать – не в привычках вашего семейства. – Саманта еще раз вдохнула медовый аромат цветка, подняла глаза и с невинным видом встретила взгляд Гонсалеса. – Что же он делал потом? Занялся рукоделием? – Ее пульс участился. Это была опасная игра – дразнить тигра.
– Нет; – спокойно возразил собеседник. – Как только стало возможно, он вернулся и заново восстановил все, в первую очередь посадил сад. Сады, сеньорита Браун, всегда значили для нас очень много. Может быть, потому, что наша родина была пустыней под безжалостным солнцем, мы всегда стремились разводить сады. В жаркий полдень иметь прекрасную тень, слышать мягкий плеск воды, вдыхать аромат цветов… Возможно, в этом стремлении проявляется наша генетическая память.
