Маурин Ли - Танцующие в темноте
— Прекрасная мысль, Труди. В магазине такая вещица стоила бы не меньше десяти фунтов.
— Миллисент… — Ко мне бочком подобралась мать. — Ты ничем не занята сегодня днем?
Ко мне мгновенно вернулась вся моя подозрительность и осторожность.
— Я как раз пишу отчет.
— Все дело в том, что я хочу поехать проведать Алисон.
— Ты разве не можешь поехать одна? — Ради того чтобы ездить в приют к Алисон, мама научилась водить машину.
— Что-то случилось с автомобилем. Твой отец пообещал починить его, но так и не нашел для этого времени.
Вероятно, он поступил так намеренно. Он предпочитал думать, что его младшей дочери никогда не существовало.
— Извини, мам. Но мне нужно написать отчет.
— Мы отвезем вас, дорогая. — Должно быть, Колин слышал разговор. — Прошло уже две недели, с тех пор как мы видели Алисон в последний раз.
На лице у матери отразилась благодарность.
— Очень мило с твоей стороны, Колин, но Мелани и Джейку там просто нечем будет заняться. Им станет скучно уже через пять минут.
— Вы можете оставить детей здесь, со мной, — предложил отец.
— Нет, спасибо, — пожалуй, слишком быстро ответила Труди.
— Я пойду погуляю с ними, когда мы приедем туда, а вы с Труди сможете побыть с Алисон, — сказал Колин.
В разгар дискуссии я поднялась наверх, в туалет. Ванная, как и все остальное в доме, наглядно свидетельствовала о бедности: линолеум потрескался и пузырился, пластиковые занавески давно утратили первоначальный цвет. Уже почти взрослой я узнала, что мы относительно состоятельны — или должны были быть, по крайней мере. Заработная плата у моего отца, слесаря-инструментальщика, была достаточно высокой, но семье доставались лишь крохи. Отец всю жизнь играл и вечно проигрывал.
Как всегда, я не могла дождаться, когда вновь окажусь в своей конторе. Я чувствовала себя виноватой, что отказалась навестить Алисон, испытывала одновременно жалость к матери и гнев оттого, что жалость вынудила меня вновь прийти на это ежемесячное сборище, и снова вину, потому что знала, что не пошла бы, если бы могла. Когда «Сток Мастертон» начала работать по воскресеньям, я надеялась, что это станет удобным предлогом, но Джордж, трудоголик, настоял на том, что по воскресеньям он справится сам, без помощи наемного сотрудника.
Распрощавшись со всеми, я вышла наружу, к своему автомобилю. Несколько мальчишек играли в футбол на проезжей части, и кто-то нацарапал черным фломастером «отвали!» на боку моего желтого «поло». Я как раз стирала этот шедевр мысли носовым платком, когда появилась Труди с детьми. Она усадила их в старый семейный «седан сьерра» и подошла ко мне.
— Слава тебе, Господи, отмучились на целый месяц.
— Полностью с тобой согласна!
— Не могу заставить себя привыкнуть к этой дерьмовой сказочке о добреньком дедушке. — Она рассеянно потерла шрам над левой бровью.
— Полагаю, нам следует довольствоваться тем, что имеем.
Труди пристально рассматривала меня.
— Сестренка, с тобой все в порядке? Ты выглядишь бледной.
— Вот и мама так говорит. Со мной все в порядке, просто много работы, вот и все. — Я посмотрела на свою машину. Я стерла почти все, а то, что осталось, уже не разобрать. — Послушай, сестричка, мне жаль Алисон, — торопливо выпалила я, — но мне действительно нужно поработать.
Труди сжала мне руку. Бросила взгляд на дом, в котором мы выросли.
— Как бы я хотела навсегда уехать отсюда и никогда не видеть никого из нашей семейки, но у нас нет выбора, правда? Не знаю, как бы я выдержала все, если бы не Колин.
Запустив двигатель, я обратила внимание, что дом напротив заколочен досками, хотя дети уже взломали дверь и играли в коридоре. В садике перед домом стоял ржавый автомобиль без колес. Когда я отъезжала, мне показалось, что солнечный свет померк, хотя на небе не было ни облачка. Меня вдруг охватило чувство, что я здесь совсем чужая. «Кто я такая и откуда?» — с ужасом подумала я. Не отсюда, только не отсюда! Тем не менее я появилась на свет в высотном доме, в миле отсюда; теперь там, как в заточении, живет бабушка. Марта Колквитт редко выходила из дому с тех пор, как пять лет назад на нее напал грабитель и попытался отобрать пенсию. Моя собственная квартира в Бланделлсэндсе была скорее иллюзией, картонным, а не настоящим домом, и сама я была шарлатанкой. Я не могла понять, что нашел во мне Джеймс или почему Джордж Мастертон стал моим другом. Я играла какую-то выдуманную роль, но не становилась от этого настоящей.
Что подумал бы Джеймс, если бы встретил мою неряху-мать и дымящего как паровоз отца, если бы я рассказала ему о своем несчастливом детстве? Что бы он сказал, если бы узнал, что у меня есть умственно отсталая сестра, которую поместили в приют еще в трехлетнем возрасте, чтобы она не попадалась на глаза отцу? Перед моим взором возникла сцена, как мой отец наотмашь бьет Алисон по лицу и раз, и другой, пытаясь заставить ее перестать повторять одно и то же слово снова и снова. «Тапочки, — монотонно и без выражения бормотала Алисон. — Тапочки, тапочки, тапочки». Она до сих пор повторяла это слово, когда волновалась, хотя ей уже исполнилось семнадцать.
Даже люби я Джеймса, мы никогда не смогли бы пожениться, — не с таким «приданым» за плечами, как у меня. Я снова напомнила себе, что больше не собираюсь выходить замуж, что я не способна любить. Для меня нигде не было места, ни в чьей душе.
Тем не менее я сгорала от желания как можно скорее увидеть Джеймса. Он обещал заехать за мной в семь. Я с нетерпением ждала возможности забыться в пустой болтовне, за вкусной едой и хорошим вином. Он отвезет меня домой, мы ляжем в постель, и все семейные дрязги уйдут на задний план, пока мне снова не придется ехать на семейный обед. Но сны, конечно, останутся, от них мне никуда не уйти.
3
В Токстет я смогла выбраться только в среду. Джеймс купил билеты на джазовый концерт в филармонию на вечер понедельника, о чем я совсем забыла. Во вторник я пообещала поужинать с Дианой Риддик, сотрудницей из моей конторы, с которой я не была особенно близка, но то же можно было сказать и о других людях. Диане исполнилось тридцать пять, она не была замужем и жила с престарелым отцом, который, по ее словам, стал просто невыносим, особенно теперь, когда его здоровье ухудшалось. Она была маленькой, хрупкой, вечно недовольной, с чрезмерно и грубо размалеванным лицом, с дипломом по управлению землей и собственностью и с претензиями на место менеджера в вултонской конторе. Она не подозревала, что я вынашиваю те же намерения, и, когда мы остались одни, открыто призналась мне в этом. Я полагала, что у нее были свои тайные причины пригласить меня на ужин в тот вечер, и, как оказалось, она намеревалась выведать у меня планы Джорджа.