Сандра Мэй - Пылкий любовник
Миллисент любила элегантных красавцев в хороших костюмах и дорогих машинах. Морин предпочитала лохматых умников. Миллисент то и дело крутила бурные романы с разрывами, слезами, красочными сценами – Морин ограничивалась простой, но крепкой дружбой и совместными бдениями в библиотеке. Настоящий роман поджидал Миллисент дома, в Каса дель Соль, а Морин...
Нет, у нее был опыт. Довольно слабенький, оставивший по себе воспоминания частью стыдные, частью горькие, но все же был. ЭТО с ней случилось во втором семестре, и с тех пор Морин старалась даже во сне не вспоминать ту свою первую и единственную ночь с мужчиной.
Она была неопытна ровно настолько, насколько это в принципе возможно в наш просвещенный век. То есть чисто технически она себе все представляла вполне удовлетворительно, но вот с практикой пришлось туго. Разумеется, в этом не было бы ничего страшного – у всех когда-то бывает ПЕРВЫЙ РАЗ, – но доконало ее то, что она услышала на следующее утро в столовой. Ее парень, тот самый, от которого она ушла на рассвете, смущенная и взволнованная, довольно громко сообщил своим друзьям, что «англичаночка лежала бревно бревном». Дружного гогота Морин уже не слышала. Она мчалась в кампус.
Прорыдала она сутки. Миллисент металась вокруг нее с холодной водой и мокрым полотенцем, а потом Морин приняла душ – и поклялась, что больше никогда в жизни не допустит, чтобы ее унизили.
Теперь Миллисент выходит замуж, а Морин... Морин порадуется за подругу, посмотрит на Техас, а потом будет думать, чем заняться дальше. Учитель из нее не получился, так что...
– ... И ведь сам Бог тебя послал, честное слово, я так сразу и подумала! Ты же собиралась преподавать, вот и будешь у нас учительницей! Разумеется, не навсегда, но ведь ты писала, что пока ни в чем не определилась, а здесь...
– Погоди, Милли. Я в автобусе выпивала, так что у меня заторможенные реакции.
– Ты в автобусе ЧТО делала?
– Выпивала. Э... Настоящее кукурузное пойло на жженом сахаре. Буквально от всего.
– Это Дженкинс, убей бог мою душу! И папаша у него такой, старый пьяница. А ты, мисс Килкенни, тоже хороша. Как ты не умерла-то с непривычки?
– Так я привыкла. Он мне два раза наливал. Первый раз перед Сакраменто, меня тошнило...
– Еще бы! С нашего пойла...
– Да нет! Оно как раз меня спасло. Ладно, не будем о нем. Вообще-то сильная вещь. Вы не пробовали заправлять им машины?
– Надо бы. Вот наш дом. Прошу.
Дом Миллисент, в котором она проживала со своей единственной родственницей, престарелой тетей Мэг, выглядел ухоженным и чистеньким. Видно было, что его обитатели – люди трудолюбивые и добросердечные. Покрашенный в яркие жизнерадостные цвета, крытый алой черепицей, дом напоминал голландские постройки. Так и хотелось представить рядом с ним маленькую мельницу...
Морин отвели комнату на втором этаже. Ванная комната у нее была своя, хоть и совсем крохотная, но Морин никогда не любила принимать ванну, так что это ее мало волновало. Душ следовало принять прежде всего, и девушка торопливо разделась, крикнув Милли через дверь, что будет готова через полчаса.
Прохладная вода бодрила после утомительной дороги, смывала пот и пыль, и Морин счастливо рассмеялась, не открывая глаз. Она подняла руки, потянулась, почти коснулась металлической лейки душа...
Внезапно по ее обнаженной спине побежали мурашки. Кто-то осторожно тронул ее руку, вытянутую вверх. Кто-то очень большой и совершенно неожиданный в таком интимном месте.
Морин открыла глаза и посмотрела наверх. В следующий момент весь дом содрогнулся от душераздирающего вопля. Грохнула одна дверь, вторая, торопливо зашлепали по лестнице босые ноги.
Фрэнк Марло на сегодня отпросился у Билла Смита, чтобы побыть с невестой, а заодно познакомиться с ее лучшей подружкой, которая должна была стать свидетельницей на свадьбе. В этот момент Фрэнк как раз снимал второй сапог возле входной двери – Милли была патологически чистоплотна.
Он успел выпрямиться и обернуться – в следующий момент у него в объятиях оказалась совершенно голая и отчаянно вопящая девица, незнакомка, которая вцепилась в него изо всех сил. Миллисент Риджбек, поспешившая из кухни навстречу жениху, а потом и на помощь подруге, остановилась на пороге в некотором смятении. Уж больно двусмысленно выглядела эта картина: Фрэнк, сжимающий в объятиях обнаженную Морин!
В этот момент раздался скрипучий голосок тетушки Мэг, неслышно появившейся из боковой двери:
– Милли, детка, а почему твоя подруга обнимает твоего жениха? Они так хорошо знакомы? И почему она без одежды? Мне кажется, это не вполне удобно. Она же вся скользкая, Фрэнки трудно ее держать...
– Тетя!
– Миссис Риджбек, я, это, того...
– О боже!!!
Морин отпрянула от Фрэнка и вихрем унеслась наверх. Про себя Фрэнк подумал, что более симпатичной попки ему видеть не приходилось, но благоразумно промолчал, а потом крикнул вслед Милли:
– Если что, я здесь!
Милли влетела вслед за Морин в комнату и схватила трясущуюся подругу за руку. К чести Миллисент надо сказать, что ревность ни на секунду не затмила ее синие очи, в них была только искренняя тревога.
– Морри, что?! Что случилось? Почему ты так страшно кричала?
– Там... там он... Боже, я не хочу жить!
Милли решительно распахнула дверь ванной комнаты.
На гладком белом кафеле блаженствовал под прохладными струями воды коричневый таракан размером с огурец.
3
Миллисент отступила от двери и принялась хохотать. Когда первый приступ закончился, она повернулась к мокрой и дрожащей Морин.
– Боже ты мой, Морри, прости меня. Я должна была тебя предупредить, но мне в голову не пришло, что... Это Питер!
– «Пудинг, это Алиса. Алиса, это пудинг». В каком смысле Питер? Это твое домашнее животное?
– В каком-то смысле да. Здесь, у всех такие водятся.
– И вы даете им имена?
– Одно имя. Они все – Питеры.
– Оригинально. Милли... но он же огромный!
– Такая порода. Знаешь, когда они пролетают над головой, стоит такой гул, будто...
– Они еще и летают?
– Вообще-то редко. Они тяжелые, им трудно.
– Он на меня спрыгнул...
– Ему было жарко. Он пить хотел.
– Милли.
– Да, Морри?
– Я не могу здесь спать. Я не могу здесь жить.
– Из-за букашки?
– Во-первых, это не букашка, а монстр. Во-вторых, я голая прыгнула на твоего жениха, как я понимаю. В-третьих, твоя тетушка составила обо мне мнение...
– Морри, перестань. Фрэнк – свой, а тетя... Тетя в молодости славилась безрассудством. Сейчас она несколько поутихла, но с пренебрежением относится к молодежи. Считает, что мы не умеем веселиться. Думаю, что ты ее слегка разубедила.
