Кэрол Мортимер - Брак по-сицилийски
- Выбирать вам. Откажетесь быть моей женой, и я сделаю все возможное, чтобы разрушить «Ингрэм паблишинг».
Не пустая угроза. Пакет акций, который он приобрел, делает его вторым держателем. Первый - пятьдесят процентов - пакет Чарлза Ингрэма, у Робин двадцать процентов, доставшиеся ей от матери... Чезаре точно понимал свои возможности разрушить «Ингрэм паблишинг». Он и собирался, пока не изменил планы, встретив Робин, поставить на колени эту компанию.
Зато теперь он решил поставить на колени Робин Ингрэм.
- Зачем вы это делаете? Ведь вы не больше хотите жениться на мне, чем я выходить за вас замуж. Зачем?
К ее слезам Чезаре отнесся безразлично. Он решил, что его касается и интересует лишь одна единственная область эмоций этой женщины.
- Дело даже не в моих желаниях. Марко нужна мать, - напомнил он.
- Вы имеете злейшего врага в моем лице, - отчаянно сказала Робин.
- Вы воспринимаете это слишком лично.
- Представить себе нельзя что-то более личное.
- Можно. Вы носите ненавистную мне фамилию Ингрэм. А я сицилиец и...
- Холодный, мстительный сицилиец.
- Мстительный, да, но я ведь не всегда холодный, а, Робин? И, несмотря на то, что я о вас слышал, вы тоже не холодны?
Она залилась краской стыда. Недавно она предала себя, отвечая на его поцелуи. Теперь бессмысленно говорить, что она не хочет его физически.
- Мой отец не примет мое замужество по таким причинам.
- Меня не интересует, что ваш отец примет, а что не примет.
Да, ему все это безразлично.
- Я знаю, мой отец никогда не согласится, чтобы я выходила замуж ради спасения компании.
Она-то знала - отцу не перенести всего этого ужаса. Смерть сына, долги и позор, последовавшие за этой смертью, и в довершение гибель его детища - компании.
И в то же время он не пожертвует свою дочь этому Чезаре Гамбрелли, чтобы спасти компанию.
Боже, неужто она обдумывает, как ей согласиться на эти архаические требования? Разве такое возможно?
Нет. Конечно, нет.
Пока она будет слушать его...
- Ваше дело уговорить отца, - взмахнув рукой, говорил человек, намеревающийся стать ее мужем, - я понимаю, как вам не хочется огорчать отца.
- Нечего лицемерить, вам на него наплевать, - сердито бросила Робин.
Его глаза блеснули.
- Я вовсе не так бессердечен, Робин, хотя вы думаете иначе. Я не возражаю против приукрашивания правды для вашего отца. Скажите, что мы страстно полюбили друг друга, что вы не можете жить без меня, мечтаете выйти за меня замуж. Только знайте одно: вы станете моей женой. Я дам вам время... привыкнуть к этой мысли, - милостиво закончил Чезаре, одновременно аккуратно убирая бумаги в карман.
Робин не понимала, что ей делать, как вести себя.
- Предлагаю поужинать вдвоем сегодня и завершить обсуждение, - спокойно сказал Чезаре.
- Вы полагаете, нескольких часов мне достаточно, чтобы привыкнуть к этой мысли?
Чезаре взглянул на нее, на привычно гордую осанку, на сдержанно поднятый подбородок. Сейчас ему больше всего хотелось закончить то, что они начали раньше.
Но он сдержал свои эмоции.
- Не вижу смысла откладывать неизбежное, - констатировал он.
- Неизбежное для вас, не для меня.
Чезаре тонко улыбнулся:
- Марко нужна мать сейчас, а не через три и не через шесть месяцев.
А ему, Чезаре, нужна эта женщина в его постели. Не захочет законного оформления, он сделает это без документа о браке.
- Я осведомлен о том, что вы уже были замужем.
Он говорил об этом с неприятным чувством. Мысль о том, что другой мужчина владел этой страстной красотой, была ему противна.
- А вы? Сколько вам? Тридцать семь? Тридцать восемь? - с издевкой спросила Робин.
- Тридцать семь на ваши двадцать семь, - поддразнивая, ответил он.
Она нетерпеливо кивнула:
- И, конечно, уже были женаты?
Чезаре несколько секунд откровенно любовался ее красотой, затем спокойно ответил:
- Если бы я когда-то был женат, то был бы женат и сейчас. В моей жизни не может быть развода, Робин. Я могу жениться только на всю жизнь, - добавил он, заранее не давая ей предположить, что она может завладеть долей акций, а затем законно расстаться с ним.
Чем скорее он сделает ей ребенка и навсегда привяжет ее к себе, тем лучше для них обоих.
- И вы будете навсегда замужем, - добавил он, чтобы у нее не оставалось малейших сомнений. - Итак, о сегодняшнем ужине. Я заеду за вами сюда в семь тридцать.
- Я не давала согласия ужинать с вами.
Все слишком быстро.
Она чувствовала, как он опутывает ее, чтобы крепче держать, чтобы подчинить себе...
В то же время Робин не видела возможности отказаться от его предложения, скорее приказа. В этот момент... Но будут и другие моменты... Чем больше времени она выиграет, тем лучше сможет все обдумать.
Он поднял брови, губы насмешливо изогнулись.
- Но вы придете, не так ли?
Его уверенность приводила девушку в ярость. Она чувствовала себя мышкой, с которой играет очень большая, огромная хищная кошка, возможно, черная пантера...
Держись, Робин, держись, повторяла она себе. Да, он чудовищно опасен, отец не напрасно предостерегал ее. Но нельзя показать ему, как ее пугают его угрозы.
- Да, приду. Но не приезжайте сюда за мной. Встретимся в ресторане, - она не хотела подчиняться всем требованиям Чезаре.
Он нахмурился, улыбка исчезла, он заподозрил демонстрацию независимости. Но в данный момент такая свобода была ему не страшна. У него масса времени. Когда она станет его женой, он покажет ей, что не намерен выслушивать приказы от женщины, на которой он женился по законам вендетты!
- Мы будем ужинать не в ресторане, а в моем номере лондонского «Гамбрелли-отеля», - высокомерно сказал он. - Думаю, это будет более... камерно для нашего разговора, который мы хотим закончить, - заключил он прежде, чем она успела возразить.
Он почти видел, как путаются ее мысли. Сначала возмущение. Потом тревога, вызванная перспективой оказаться наедине с ним в его номере его же отеля. А затем, хотя и с задержкой, осознание того, что, возможно, он прав.
Возможно! Чезаре не сомневался - предстоящий разговор будет не менее горячим, чем тот, который только что произошел. И точно так же он не сомневался - ни ему, ни ей не нужны публичные сцены в ресторане.
Для ее семьи достаточно тех публичных сцен, которые происходили по вине ее брата Симона.
- Жду вас в семь тридцать в «Гамбрелли-отеле», - и на этот раз слова звучали как утверждение, а не предложение.
Ничего не поделаешь... Но я приеду, когда мне удобно.
Конечно, это была только бравада с ее стороны. Чезаре Гамбрелли четко объяснил ей, что у нее нет шансов избежать встречи с ним сегодня. Так какой же смысл пытаться сопротивляться неизбежному?
