Линн Харрис - Супруг-незнакомец
Она думала, он будет требовать, чтобы она перестала лгать. Но он лишь вздохнул, глядя куда-то мимо нее. Потом снова перевел на нее пристальный взгляд:
– Тогда расскажи о том, что ты помнишь. Расскажи, как ты очутилась на Гавайях.
Изабелла хотела было воспротивиться этому допросу, но у нее не хватило сил. Она была слишком опустошена.
– Сначала я была в Джафаре, а потом жила у мамы в Северной Каролине, – сказала она, плотнее кутаясь в плед. – Я не помню ни того, когда я уехала, ни того, как добралась туда. Папа говорит, что это из-за несчастного случая. Потому что я сильно повредила голову в аварии и пять недель пролежала в коме. Я не помню сам несчастный случай, доктор сказал, что это обычное дело. После этого я жила у матери, пока окончательно не выздоровела, а потом уехала, чтобы жить самостоятельно.
– Ты не захотела возвращаться в Джафар?
– Честно говоря, нет. Я подумывала об этом время от времени, но папа настаивал, чтобы я оставалась в Штатах. Он говорил, что все равно проводит все свое время в поездках, так что мне нет смысла там оставаться.
– Гавайи далековаты от Северной Каролины, – задумчиво проговорил Адан.
– Я скучала по морю, по пальмам. Я поехала на Гавайи отдохнуть ненадолго, но в результате осталась там жить.
– Зачем ты сменила имя?
– Я не меняла. Белла Тайлер – это сценический псевдоним, – ответила она, не желая признаваться, что просто пыталась почувствовать себя по-другому. Более уверенной. Менее одинокой.
– Почему ты пела в клубе, Изабелла? Ты нуждалась в деньгах?
Он явно сделал такое заключение, основываясь на размерах ее квартиры, хотя для Мауи она была совершенно нормальной. И стоила дороже, чем он мог себе представить.
– Нет, отец присылал мне достаточно. Но однажды я спела на конкурсе караоке, просто так. И вскоре уже выступала на сцене.
Его чувственный рот презрительно скривился.
– Певица в баре, – проговорил он.
Изабеллу укололи его слова.
– Мне нравится петь. Мне всегда это нравилось. И я делаю это хорошо, – сказала она с гордостью.
– Я никогда не слышал, как ты поешь, до вчерашнего дня.
– Я часто пела у папы в доме, когда росла. Но только для самой себя. Если я никогда не пела при тебе, наверное, я боялась, что ты не одобришь.
– Я, может быть, одобрил бы, – мягко произнес он.
– Наверное, я просто так думала.
Изабелла комкала плед. Этот разговор казался ей странным. Она была замужем за этим человеком, и все же он был для нее чужим. Они были незнакомцами друг для друга.
– Наверное, мы не слишком много времени проводили вместе, – рискнула предположить Изабелла.
– Достаточно. – Его глаза внезапно ярко загорелись.
Изабелла потупилась, надеясь, что не покраснела. Очевидно, что она не была девственницей, но все же она не могла припомнить их первый раз. Она вообще ничего не могла вспомнить об их интимной жизни.
– Сколько мы были женаты до… до ребенка?
– Ты забеременела через месяц после свадьбы. А исчезла через месяц после того, как родился Рафик.
Изабелла приложила руку к животу под пледом. Ей трудно было представить, что она когда-то была беременна.
– Значит, мы не прожили вместе и года.
Адан покачал головой:
– Получается, так.
Она пыталась осознать. Они действительно были женаты. Он не подделал документы. Статьи были настоящие. Гораздо вероятнее, хотя это было труднее принять, что родители обманули ее. Вряд ли все это организовала мать. Впрочем, она без труда поддерживала обман. Но придумал все это именно отец, в этом она не сомневалась.
Изабелла не могла понять, почему Адан жестоко с ней обращался? Может быть, он бил ее? Может быть, отец ее просто защищал? Поразмыслив, она решила, что дело не в этом. Да, он вел себя с ней презрительно и свысока. Но он ни на миг не дал ей предположить, что может причинить ей боль или ударить. Если бы она этого боялась, то не сидела сейчас с ним в его самолете. По крайней мере, по доброй воле.
Ей было неудобно в его присутствии, но не из-за боязни. Изабелла прижала пальцы к виску. Ей столько нужно было осмыслить.
– У тебя голова болит? – внезапно спросил Адан.
– Да, – неожиданно для себя ответила она. Она так сосредоточилась на происходящем, что не заметила, как в висках запульсировала боль. Скоро она перейдет и на другую половину головы. А Изабелла забыла лекарство от мигрени на кухонной стойке. Мигрени были у нее нечасто, но, когда они все-таки случались, приятного было мало.
Адан нажал кнопку на своем кресле, и немедленно появился стюард. Адан заказал стакан воды и обезболивающее. Она проглотила принесенные таблетки, хотя сомневалась, что они помогут.
– Наверное, тебе стоит прилечь, – сказал он. – В хвосте самолета есть спальня и ванная комната, там ты сможешь умыться.
Ей нужно было поспать, но она не могла.
– У тебя есть его фотография? – спросила она Адана.
Его губы сжались. Потом он достал телефон, нажал несколько кнопок и протянул Изабелле. У нее перехватило дыхание.
Малыш, смотревший в камеру, был очаровательным. Она всматривалась в его лицо. У него были темные волосы Адана и его глаза, но подбородок и форма носа, несомненно, были ее. Слеза скатилась по ее щеке.
– Ему сейчас два года?
Адан кивнул и потянулся за телефоном. Ей хотелось смотреть на фотографию снова и снова.
Сколько же она пропустила. Его первые шаги, первое слово. Она закрыла лицо ладонью. Голова раскалывалась от боли. Желудок охватили спазмы. Трудно сказать, была тому причиной головная боль или душевное потрясение, но ей стало плохо.
Изабелла вскочила. Адан поднялся с грацией ягуара.
– Что случилось? – нахмурился он.
– Мне нужно… в ванную комнату.
Адан показал, куда идти, и Изабелла пулей вылетела из салона. Она еле успела добежать до туалета, и ее стошнило. Когда она наконец смогла выпрямиться, то увидела свое отражение в зеркале. Вид у нее был ужасный. Она была похожа на девочку, которая добралась до маминой косметички и хватила макияжа через край, пытаясь выглядеть взрослой.
Изабелла открыла краны и пустила воду. Краны были бронзовые, роскошные, совсем не такие, как те, которые стоят в обычных самолетах. Она тщательно умылась. Когда она терла лицо, из глаз полились слезы. Сначала она пыталась остановиться, но потом позволила себе выплакаться. Здесь ее никто не услышит и не увидит.
Она терла и терла лицо, словно могла смыть два последних года и в то же время очистить память от черной завесы, скрывавшей воспоминания. Голова продолжала раскалываться от боли, но она все терла и плакала до тех пор, пока косметика не была смыта, а слезы не иссякли.
Она надеялась, что Адана не будет, когда она вернется в салон, что он уйдет к себе в кабинет или ляжет спать в одной из кают, но ей не повезло.
