Юрий Коротков - Дикая любовь
Мать не торопясь вышла из кухни. Увидев незнакомую девушку, удивленно вскинула брови и улыбнулась.
— Кстати, это Сьюзен, — не глядя, указал Максим назад. В комнате он включил компьютер и ногой придвинул к себе стул. На мониторе высветилось лицо Маши и надпись «Привет»! — на всех программах Максима заставкой был Машин портрет.
— Кто это? — спросила Сью.
— А?.. — Максим оторвался от формул, мельком глянул на экран и ударил по клавише, сбрасывая изображение. — Так… заставка… Слушай, у твоего отца почерк — полный абзац! Вот это что значит? — указал он.
— «…имеет смысл вернуться на два уровня ниже», — прочитала Сью.
— Да?.. — Максим положил пальцы на клавиатуру. Лицо его стало отстраненным и неподвижным, в глазах отражался только голубоватый свет монитора. Он будто слился с машиной, включился звеном в сложную цепь, в движение электронов, летящих по многоэтажному лабиринту микросхем.
Сью огляделась в комнате, полистала книги на полке. Села рядом, в упор рассматривая его лицо. Максим не реагировал.
На кухне зазвонил телефон, мать взяла трубку. Заглянула в комнату:
— Тебя.
Максим не шевельнулся. Он слышал, что сказала мать, принял информацию, просчитал ее в общей цепи, и через некоторое время безо всякого выражения ответил:
— Меня нет… я умер… на три дня…
В больничной палате на шесть коек Маша с соседками смотрела телевизор. Маленький черно-белый телевизор стоял на тумбочке у пожилой неходячей тетки.
Две девчонки ворвались в палату, радостно закричали наперебой:
— Машка, твой пришел! Про тебя спрашивает!
— Такой мэн крутой! Навороченный!
Маша вскочила, быстро поправила волосы перед зеркалом, перетянула застиранный халат пояском.
— Ну вот и пришел, — сказала тетка. — Чего реветь-то было?
В палату осторожно шагнул Губан — в длинном черном плаще с красным шарфом, в шляпе, с туго набитым пакетом и розами на метровом стебле. Маша застыла на месте, растерянно глядя на него.
Девчонки, ожидавшие радостной встречи влюбленных, стреляли глазами то на нее, то на крутого мэна, потом быстро, подталкивая друг друга, потянулись к выходу. Тетка отвернулась к стене, чтобы не мешать.
Губан наконец догадался снять шляпу.
— Привет, Марго… Как ты?..
— Чего тебе еще от меня надо? — угрюмо спросила Маша.
Губан неловко, роняя на пол и поднимая, стал выкладывать на тумбочку яблоки, апельсины, какие-то соки в пакетах и, наконец, пузатый ананас с зеленым хвостиком. Сложил пакет и сунул в карман.
— Вот… в валютку заехал…
— Зря бабки потратил, — усмехнулась Маша. — Я и так не заявила.
— Это… выходи за меня, Марго, — сказал Губан.
— Чего-о? — она не поняла даже сначала.
— Давай поженимся.
Маша во все глаза смотрела на него. И вдруг тихо засмеялась.
— Он же бросит тебя! — сказал Губан. — Он же мажор! Я их, как голых, знаю!
Маша хохотала уже во весь голос.
— Да ты посмотри на него, дура! Он же сытый, он обожрался с детства, ему никто не нужен, и ты не нужна!
Маша покатывалась со смеху.
— Ты как новая игрушка — поиграет, посмотрит, что внутри, и бросит! Я же тебя люблю!
— А это, значит, первая ночь была!.. — наконец, выговорила она сквозь смех. — Ночь любви!.. А я не догадалась!.. — она, хохоча, кинулась к двери. — Дашка, давай сюда! Ксеня, всех зови!.. Разбирайте, тут на всех хватит! — она совала растерянным девчонкам в руки Губановы подарки. — Жених принес! Во спонсора оторвала! Богатенький Буратино! — подскочила к Губану, на мгновение взяла его под руку, как на свадебном фото. — Как, ништяк смотримся?.. Все забирайте, он еще принесет, правда, любимый?
Девчонки, по-прежнему ничего не понимая, смотрели на веселящуюся Машу и мрачного Губана.
— Это тоже мне? — она выхватила у него громадный букет. — Вот спасибо! — деловито огляделась и принялась подметать розами пол. — Ходят тут, грязь носят. А тут больница, гинекология, тут стерильно! Хорошая я хозяйка, а? Во в доме порядок будет, только цветы таскай!
Губан повернулся и вышел из палаты.
— Цветы-то чем виноваты? — негромко сказала тетка.
Маша наконец остановилась, замерла, глядя на усыпанный лепестками пол. Девчонки вытащили у нее из руки растерзанный букет, налили воды в банку и поставили на окно.
Вечером Максим заехал к Гале. Он два дня просидел над программами, а сегодня пропустил школу, что случалось редко.
Дверь открыла Галя в шелковом коротком кимоно.
— Ба-а… не прошло и полгода, — протянула она. — Заходи, — она пропустила его в коридор. — Ну, слава Богу, хоть одна живая душа. А то я уже озверела с этой дурой, — кивнула она на комнату, — Раздевайся. Кофе будешь?.. Вам-то хорошо, вы с ней только в школе, а я с утра до ночи ее слушаю… Ты на колесах? А у меня «Амаретто» есть…
— Я готова! — выпорхнула из комнаты Сью.
Опешившая Галя осталась стоять посреди прихожей.
В лифте Максим согнулся от смеха, вспоминая ее вытянувшееся лицо.
— Ты совсем напрасно смеешься, — сказала Сью, — Вечером она меня убьет… У меня есть к тебе небольшая просьба: не мог бы ты уделить какое-то внимание Гале?
— Зачем?
— Я не понимала сначала, а потом поняла: ей необходимо, чтобы все вокруг были от нее без ума, иначе она просто заболеет и умрет. Мы идем с ней по улице, и если кто-то не посмотрел на нее, она до вечера молчит… А недавно мы были в театре, и там молодой человек помог ей снять пальто, но ее не заметил. Она готова была его убить, разорвать на кусочки. Она не смотрела на сцену и сидела как на иголках. А в антракте сама заговорила с ним, и когда он проявил внимание, она сразу успокоилась и потеряла к нему любой интерес… А ты совсем не смотришь на нее. Она озвере… еевает…
— Да черт с ней, — отмахнулся Максим. — Представляешь, я нашел решение проще, чем у твоего отца…
Когда они подъехали к дому, Маша, терпеливо сидевшая в больничном халате на карусели в детском городке, встала. Не веря глазам, приглядываясь к незнакомке, медленно двинулась к ним и вдруг, как кошка, молча бросилась на Сью. Максим в последнее мгновение заметил ее и схватил за руки.
— Кто это? — Сью спряталась ему за спину, испуганно глядя на странную девочку в странном наряде.
— Я тебе расскажу — кто! — Маша яростно рвалась к Сью, пыталась освободить руки. — Пусти! Пусти, я сказала!
— Подожди! Ты откуда взялась?
— Оттуда!
— Говорите медленнее, я ничего не понимаю! — Сью от волнения перешла на английский.
— Это моя знакомая, — Максим по-английски успокаивал Сью, по-русски — Машу. Маша по-прежнему с остановившимся стеклянным взглядом рвалась к сопернице, та пряталась у Максима за спиной.