Замуж за бывшего (СИ) - Попова Любовь

Малыш напился, срыгнул и тут же, влажно причмокнув, сладко зевает.

Господи.

Не это ли счастье? Наблюдать за родным существом, что еще совсем недавно частью тебя было. Росло внутри тебя. Толкалось, напоминая о себе.

Не давало спать. И теперь не будет давать. Радовать будет. Улыбаться. Радость приносить. А я буду его победам радоваться.

Победитель… значение имени — Никита.

Точно! Мой маленький Ник. Теперь он будет светом в тьме, в которую моя жизнь превратилась со смерти родителей.

Да и при их жизни скорее серой казалась.

Они любили меня, правда. Но работу свою любили больше. Очевидно чувствуя вину за постоянное отсутствие в моей жизни, они покупали абсолютно все, что я хочу.

Не смотрели на ценники. Да и вообще жили в свое удовольствие, кормя при этом и сестру мамы.

Учитывая, что та уже давно живет в Англии.

Мне восемнадцать, наследство смогу получить только в двадцать один, а пока моим опекуном является она. Тетя Джулия в общем.

Она по закону имеет право решать за меня, если я, конечно, не хочу пойти по миру. А мне теперь нельзя рисковать. Надо ее ободрение заслужить, показать, что мы с малышом ее любовным делам мешать не будем.

Тетя Джулия, наверное, боится, что я все буду тратить на ребенка, а потом, когда совершеннолетие наступит, перестану давать ей деньги на фирменные шмотки и красивые машины.

Шлюшка зарубежная.

В свое время все страны объездила, всех херов перепробовала.

Нельзя, конечно, так говорить, но почему она так категорична в отношении Никиты?

Хорошее имя, правда же?

Он такой красивый, такой спокойный.

За неделю она приходила уже два раза, требовала написать отказную, но я каждый раз качала головой.

Если до родов я была зла на Юру, на его жестокость, недоверие, думала избавиться от ребенка.

Но стоило мне только услышать протяжный, звонкий крик, внутри что-то надломилось. Хрустнула корка, мешающая полюбить малыша всей душой изначально.

И теперь нет ничего для меня дороже. Нет счастья больше, чем ощущать биение его маленького сердечка рядом.

Спустя четыре месяца после встречи с тетей, когда мы уже собрали все документы и собирались уезжать в Англию, я узнала, что беременна.

Тетя тут же билеты отозвала. Сказала, что «это» останется здесь.

И я, тогда все еще злая на Юру и заплаканная, на грани истерики была с ней полностью согласна.

Дура! Теперь жалею. Очень.

Ведь могли бы уже давно уехать. И там бы я ее уговорила, а теперь остается только… воевать.

— Мелисса, — вошла тетя. Даже в свои сорок три, статная блондинка. Красивая, но с уже наметившимися морщинами возле губ и глаз. — Вот та женщина.

Черт, черт, черт. Прижимаю к себе малыша сильнее. Не отдам! Отворачиваюсь от ее пронизывающего, бесчувственного взгляда.

Она, не имевшая никогда любви, детей, питомца, не сможет меня понять. Никогда.

— Я уже сказала, что не откажусь от него, — не отрывая взгляда от ребеночка, рявкаю я.

Он, конечно, испугался и тут же закричал. Пронзительно так, словно знал, что творилось в моей душе. Что творится в палате частной клиники.

— Сколько можно повторять одно и то же? Вы напугали его. Пошли все вон!

— Простите, — повернулась к посетителям тетя и закатила глаза. Сука! — Послеродовой синдром. Мысли путаются. Мы уже все обсудили.

Она подошла ко мне. Начала руки протягивать, а я её по ним ударила. Потом в волосы вцепилась. В прическу идеальную и змеей зашипела:

— Не отдам, слышишь меня? Забирай свои деньги. Оставь мне его… Оставь…

Она дает мне пощечину, так, что голова дергается, но я все еще Никиту держу. Сильно к себе прижимаю.

— Прошу, Машенька, Тетечка, прошу, не забирай его у меня. Он единственное, ради чего я теперь живу, — рыдаю, но ей все не почем.

После недолгого, но бурного сопротивления, она буквально вырывает из моих рук Никиту. И я уже с кровати хочу встать, в ноги ей броситься. Волосы крашенные повыдирать. И сердце бы вырвала, но нет, кажется, у нее в груди ничего.

— Никита! Верните мне Никиту! Юра! Юра! Помоги мне, скотина! Они нашего сына забирают, сына нашего украсть хотят! — уже на грани бреда кричу, надеюсь на что-то. Слушаю пронзительный плач моего красивого мальчика.

Моего! Моего!

Сколько бы не пыталась встать с кровати, сколько бы не истерила, кусалась, двое санитаров надежно меня прижимали.

А медсестра что-то в руку начала колоть.

Я кричала так, как никогда во время изнасилования любимым. Я не могла расстаться со своим малышом. Это была часть меня. Часть Юры. Не того ублюдка, что избивал, а того, кто сладко целовать умел.

— Отдайте мне моего ребенка! Тетя Джулия, пожалуйста! Отдайте мне Никиту! — продолжаю кричать, но все глуше, в их равнодушные лица. А слёзы нескончаемым потоком бегут по лицу и что-то надрывается внутри. Боль такая, словно кости ломают. — Он мой! Он только мой!

— Мы назовем его Никита, — пошла на уступку маленькая женщина, любовно принимая на руки кричащего младенца. Моего младенца. И за дверь вышла.

Тварь. Все они твари. И Юра тварь, потому что не пришел. Потому что забыл. Потому что поверил, что я могла с кем-то спать кроме него.

Ненавижу. Особенно его. Особенного того, кого люблю.

Глава 10

*** Самсонов Юрий ***

— Сегодня ты не сопротивляешься, — шептал я, сжимая мягкое тело Мелиссы, постоянно касаясь ее своим набухшим членом, через два слоя ткани. — Такая нежная, податливая. Такая моя.

— Я всегда твоя, — заплетающимся от выпитого языком говорила она, лаская мою шею, обжигая касаниями языка, опаляя горячим дыханием.

Внутри уже все горело, член просто рвался из спортивных штанов, готовый, как всегда, врезаться в тесные глубины.

На самом деле она ненавидела меня, но сейчас, в эту секунду, в заброшенной части здания, она меня любила. Хотела всегда, ненавидела всегда, а любила только сейчас.

— Ты сам сделал меня своей. Заставил вернее, — пролепетала она. Я чувствовал, как смешивается наше дыхание, как мой мужской животный запах обволакивает ее женственность, заставляет возбуждаться сильнее, буквально течь.

Мои руки уже забрались под простое летнее платье и, нащупав резинку трусиков, стянули их вниз, сразу пробираясь пальцами внутрь.

Там, между розовых складок, было до одури тесно и горячо, а осознание, что это только мое, что только я был там, сводило с ума.

Это чувство собственности не было мне присуще раньше. Я спокойно делился девками с другими пацанами, пока не появилась она.

Мелисса, рыжая Лисса, такая офигительно красивая, мягкая, невинная.

Моя Лисса.

Я толкнул ее назад и посадил на подоконник. Она наверняка ощутила холод, но вскрикнула не из-за этого.

Твердый, крупный член уже толкался внутрь. Просто нереально круто, не сравнить с раздолбанными дырками шлюх. Мои пальцы до боли впивались в нежную, почти прозрачную кожу спины, чтобы буквально распластать Мелиссу, чтобы быть еще к ней ближе.

— Юра, — шептала она, выстанывая каждый гласный звук. — О, Юра.

— Да, моя сладкая, кричи для меня, — рычал, я проталкиваясь дальше. Глубже. Быстрее и до конца.

Вталкивался, проникал, пока наконец не ощутил, что полностью внутри.

Член сжало тисками, словно Мелисса сама сильно сдавила его кулачком.

Я сразу поцеловал дрожащие от волнения губы, чувствуя на языке сладкий вкус своей девочки, смешанный с ноткой алкоголя, которым мы праздновали день рождение. Мое.

Лучший день рождения. Потому что сегодня рядом была она.

Та, что принадлежала мне. В эту секунду, пока я с размаху врывался в тесное влагалище, губами посасывая её сосочки.

Та, что цеплялась пальцами за мои плечи, пока я увеличивал скорость, работая бедрами как отбойный молоток, желая поскорее кончить.