Дороти Иден - Винтервуд
Как могло случиться, что она так приросла душой к этому ребенку, казавшемуся ей тогда на залитой солнцем площади в Венеции таким неприятным? Ей и в голову никогда не приходило, что такое возможно и что из-за своих эмоций она может оказаться в столь опасном положении. Что ей делать? По-прежнему отражать приставания этого пьяного мужчины и молиться о чуде? Но в чем должно состоять это чудо? Пока что ей следует делать то, о чем просил ее Дэниел, и заботиться, чтобы Флора была довольна и счастлива. А потом Рождество пройдет, Саймон и Эдвард уедут в школу, и Дэниел сможет отправиться за границу со своей дочерью-наследницей.
Рождество никогда не должно становиться угрозой для кого бы то ни было, так же как и жизнь не должна бы быть такой жестокой.
Ко всеобщему разочарованию, несмотря на ежедневный массаж и постоянные подбадривания, ноги Флоры упорно оставались безжизненными. Даже как-то раз у нее случился приступ ярости, и она ударила по руке Лавинию, растиравшую ее слабые лодыжки.
— Ах, оставьте меня в покое, мисс Херст! Это бессмысленно. Я навсегда останусь калекой.
— Думаю, если ты этого хочешь, так оно и будет.
— Хочу?! — взвизгнула Флора. — Разве могут люди хотеть быть такими безобразными, такими ужасными?!
— Может, они воображают, что в этом случае с ними будут носиться, всячески их ублажать?
— Но я же вовсе так не думаю. Вы меня браните! Папа па целый день уходит из дома и берет с собой Саймона, мама хочет иметь при себе только Эдварда! Я ненавижу вас! Я всех ненавижу. Я хотела бы умереть. Я хотела бы, чтобы меня похоронили вместе с бабушкой Тэймсон, — продолжала она, начиная получать удовольствие от собственных мрачных фантазий. — Она была единственным человеком, любившим меня. Я могла бы наесться каких-нибудь ядовитых ягод, как Вилли Джоунз. Только мне пришлось бы сначала составить завещание, да?
— Флора, прекрати эти неуместные разговоры. Ты глупая маленькая девочка и просто рисуешься. Составить завещание... скажешь тоже!
— Я ничего вам не оставлю, если вы будете так ужасно себя вести. И я вам не скажу, кто будет упомянут в моем завещании. Я буду держать это в секрете.
За дверью послышался шум, после чего Эдвард бесцеремонно начал колотить в нее кулаком, а потом ворвался в комнату.
— Я слышал, Флора, как ты сказала, что у тебя есть секрет. У меня тоже есть.
— Нет у тебя никакого секрета. Все ты выдумал, — сердито воскликнула Флора.
— Есть. Мне его сообщила мама.
— Ничего она тебе не сообщала.
— Нет, сообщила. Она сообщила мне важный секрет. — Его оживленное личико стало несколько неуверенным. — Но я вовсе не хочу ехать в Лондон и жить там с одной только мамой.
Флора надулась, не проявив к брату ни малейшего сочувствия.
— Это и есть секрет? Видишь, ты так и не сохранил его! Какой же ты ненадежный мальчишка. Маме надо быть осторожной, когда она рассказывает тебе что-то. — Лицо ее напряглось. Она подозрительным тоном спросила: — Почему мама берет с собой только тебя? Почему вы будете жить в Лондоне?
— Не знаю. Она сказала, что я смогу ежедневно видеть парад королевской конной гвардии. А еще мы будем смотреть пантомимы и ходить в разные интересные места. А я думал, что поеду вместе с Саймоном в школу.
Флора мрачно размышляла над неожиданным сообщением Эдварда.
— А мне совершенно неинтересно было бы смотреть на сотню конногвардейцев. А кроме того, папа ни за что тебя не пустит. Мама все это просто выдумала.
— Она сказала, что с нами не будет никого, даже кузена Джонатона. — Эдвард был явно встревожен. Похоже, он не фантазировал. — Я бы предпочел, чтобы был еще хоть кто-нибудь, пусть даже старина Буш. Ты собираешься на праздничном вечере говорить с Бушем, Флора? Он надеется, что ты с ним поговоришь. Сегодня утром, во время нашего урока ботаники, он собрал для тебя какие-то ягоды и еще что-то. — Далее, искусно подражая быстрому мягкому говору мистера Буша, Эдуард добавил: — «Я думаю, мастер Эдвард, ваша сестра может нарисовать прелестный этюд, пользуясь этими вещицами. Она очень искусно владеет цветными карандашами. Вам было бы очень полезно в смысле прилежания брать пример с нее».
Гнев Флоры начал таять, уступив место жаркому румянцу и хихиканью.
— А ты не знаешь, что означает «подражать ее прилежанию».
— Не знаю и знать не хочу. Взрослые так скучно разговаривают. Мама заставляет меня присутствовать при ее разговорах с кузеном Джонатоном. Она говорит, что я не должен уходить, потому что она не любит оставаться с ним одна.
— Вздор какой! Она часто бывает с ним одна. Она ездит с ним верхом, гуляет и при этом смеется так, словно все это доставляет ей удовольствие.
— Нет, вовсе не доставляет. Она говорит, он ходит за ней следом и ей из вежливости приходится притворяться. Но вообще-то он скоро женится и уезжает в Америку, и я этому страшно рад.
— Женится! Кузен Джонатан! — Флора закатила глаза к потолку. — Мне жаль его невесту. Кто же это?
— А я откуда знаю? Он просто твердит, что уезжает в Америку, чтобы поселиться там со своей женой, и тогда мы уже никогда больше его не увидим. Но он говорит, жаль, что билет на пароход стоит так дорого, особенно на двоих.
— А что он еще говорит? — Лавиния полагала, что ее голос звучит с похвальным спокойствием.
— Больше ничего. Я не больно-то слушаю. Не хочу я знать про его старуху-жену. И мама не хочет. Она говорит, чем скорее, тем лучше, и почему бы ему не уехать немедленно, а он говорит, что она позабыла, как сама умоляла его остаться, чтобы после печального события — смерти бабушки — Рождество прошло бы хоть немного повеселее. После этого он целует ей руку, а она плачет.
— Почему она плачет? — требовательным тоном спросила Флора.
— Не знаю. Может, он кусает ее за палец.
— Эдвард! — Флора не удержалась и захихикала: — Мама не может плакать из-за того, что ревнует его к будущей жене. Ведь у нее есть папа. Хотелось бы мне знать, кто такая эта леди.
Не довольствуясь догадками, Флора решила прямо спросить об этом Джонатона. Она осуществила свое намерение в тот же день, во время ленча.
— Я слышу, вы собираетесь жениться, кузен Джонатан, — сказала она своим самым взрослым тоном. — Поздравляю вас.
Джонатан поклонился ей, глаза его весело сверкали.
— Благодарю вас, Флора. Право же, это очень любезно с вашей стороны.
— Но разве справедливо, что мы не знаем, кто станет вашей женой. Папа! Мама! Скажите, разве справедливо?
— Это та энергичная молодая дама, о которой вы говорили? — поинтересовалась Шарлотта. — Мне кажется, вы сравнивали ее с лошадью чистых кровей.
— Кто-нибудь из наших краев, молодой человек? — спросил сэр Тимоти, любивший быть в курсе событий.
