Сюзанна Форстер - Непорочность
Он понимал, что она делает это нарочно, и потому не вмешивался. Смотреть, как кто-то роет себе могилу, всегда интереснее, чем копать за него. Достаточно беглого взгляда на Мэри Фрэнсис, чтобы увидеть мысленным взором, как мелькает вверх-вниз ее лопата. Она ищет возможности улизнуть от него, уйти туда, где он ее не достанет, укрыться в своем «тайном саду», только вот, на беду, входная калитка заперта. Мэри Фрэнсис выскользнула оттуда, чтобы посмотреть на большой, погрязший в грехах мир, а калитка-то за ней возьми и захлопнись. И ключа нет – не вернуться. Она – в его власти.
– Все твои жены надевали такой бандаж? – проворчала она, одергивая подскочивший подол платья.
– Мои жены? – Она говорит загадками. Чуть раньше она спросила у него, что на свете сильнее всего. И еще почему-то помянула Синюю Бороду и его склонность к женоубийству, но была явно не в настроении объяснять свои слова. Да, она очень странная. Уэбб никак не мог решить для себя, пробыла ли она в монастыре слишком долго или недостаточно долго.
Несмотря на ранний час и включенный кондиционер, в каюте было душно и влажно. Уэбб чувствовал, как покрывается испариной, но на Мэри Фрэнсис духота действовала намного интереснее. Темные тугие локоны выбились из-под заколок, щеки пылали, словно алые розы. Бисеринки пота над верхней губой очаровали его безвозвратно.
– Выйти замуж за багамского маркиза де Сада в поношенном, мокром костюме. Как же! Мечта всякой девчонки, – протянула Мэри Фрэнсис с забавной язвительностью.
Уэбб с большим трудом удержался от улыбки. Он не спеша, смакуя каждое мгновение, наблюдал за ней, подобно хищному зверю на охоте… или пауку, который следит, как трепещет и с каждым взмахом крылышек все больше запутывается в паутине муха.
«Муха, – подумал он. – Изящная мушка, дрожащая в ужасе, ожидая мертвой хватки паука». Черное платье, которое он выбрал для нее, было совсем простое, но на ней смотрелось очень женственно. С глубоким вырезом на груди, оно едва держалось на мраморных плечах, зато длинные рукава прикрывали тонкие руки до самых запястий. Глубокое декольте обнажало грудь, нежными облачками открывавшуюся глазу и выступавшую из него, словно два сугроба.
«Черт!» – От одного ее вида у него слюнки потекли. Он опустил свои фужер на серебряный поднос рядом с ведерком, полным льда, и почувствовал, как теплеют у него пальцы. Ему нет нужды в шампанском, его кровь уже играет. Он вспомнил, как однажды, залпом осушив шампанское, поставил пустой фужер рядом с камином, и фужер лопнул от жара. От звона осколков холодок пробежал по спине, напоминая, что нервная система у него еще не атрофировалась.
Но ничто не действовало на него так, как она. Что-то дрогнуло у Кальдерона внутри, когда вовремя церемонии он коснулся ее шеи и ощутил, как бешено бьется ее сердце. В нем словно пробудился дремлющий аппетит к жизни, а его плоть тотчас же, совершенно непроизвольно, отозвалась, налилась силой, мышцы напряглись, живя своей, неподвластной ему жизнью. Вот почему он должен соблюдать осторожность. Голод опасен – он выдвигает собственные требования, которые должны быть выполнены. Голод заставляет действовать, подвергаться опасности.
– Тебе лучше поесть немного. – Он хотел сказать совсем другое. В голове у него крутился и не давал покоя вопрос: «Ты действительно так невинна, как выглядишь?»
То ли из-за веснушек, то ли из-за ее неуверенной походки на шпильках, но Мэри Фрэнсис напоминала девочку-подростка на первом в ее жизни свидании.
Агентство предоставляло биографии девушек, однако в них было больше выдумки, чем правды. Судя по биографии Мэри Фрэнсис, ей, было около двадцати пяти лет. Большинство женщин к этому возрасту уже теряют невинность. Но она никогда не работала в агентстве, а монастырь покинула меньше года назад. Уэбб был склонен поверить, что она еще ни разу не была с мужчиной.
– Почему немного? Много. Спасибо, – пробормотала она.
Уэбб не понял, о чем она говорит. Много чего? Съесть? Им принесли целый поднос с закусками. Он поднял его и подошел к ней. Она покачала головой, на секунду взглянув ему в лицо. Так, мимолетный взгляд, чтобы оценить степень собственной безопасности. Надо же, паук угощает жертву! Что бы это значило?
Он вполне мог бы проявить настойчивость и заставить ее поесть, но сейчас ему просто был нужен предлог подойти к ней ближе и не вспугнуть. Она перестала пить и уставилась на лопающиеся в фужере пузырьки. «Интересно, внутри у нее тоже лопаются пузырьки, разрушая ее? Ее волнение – это ответ на его? Или просто сдают нервы: страх и отвращение?» Ему вдруг стало очень важно знать, какие чувства она испытывает. Ненавидит ли она его?
Позади нее, у стены, находился столик. Еще до того, как Уэбб опустил на него поднос, она отвернулась – и стала еще соблазнительнее. «Где же коснуться ее? – Все его мысли сосредоточились на этом. – Можно руки, конечно, но куда привлекательнее затылок». Мэри Фрэнсис положила голову на стол. Кожа на спине и шее натянулась, обрисовывая хрупкие позвонки. Шея тоже манила, но касаться той же пульсирующей жилки небезопасно для них обоих.
Яхту опять сильно качнуло. Уэбб схватил девушку за руку, не давая упасть, но она испуганно вздрогнула и выронила бутылку. Шампанское вырвалось из покатившейся бутылки, подобно струе из пожарного шланга.
Мэри Фрэнсис горестно застонала.
– Отдай мне фужер, – сказал он, пытаясь заполучить его. Но она прижала хрустальный фужер к груди, словно это был ее ребенок, а он – похититель. В фужере оставалось еще немного шампанского. От резкого толчка оно выплеснулось ей на грудь, и кожа заискрилась огоньками.
Яхта вернулась в устойчивое положение почти сразу же, но Уэбб не отходил от девушки. Что-что, а отпускать ее он не собирался. Похоже, что и она не хотела этого. Грудь ее покрылась мелкими капельками и сверкала, как хрусталь, вздымаясь с каждым вздохом. Самоцветы тускнели рядом с блеском ее глаз. Она подняла их на Уэбба, и он увидел в них звезды.
В глубине этого беззащитного взгляда он прочитал истину без прикрас. «Тайный сад» Мэри Фрэнсис был Эдемом, райским чувственным уголком, вечнозеленым и плодородным. Сама природа наполнила Мэри Фрэнсис чувственностью, которая теперь искала выхода, чтобы облегчить нарастающее давление. Ее сдерживал только страх – страх и стыд.
Каким же все-таки грехом она себя запятнала?
Она молила его о чем-то – и боялась, что он поймет ее мольбу. Он в жизни не видел ничего подобного. Эта внутренняя борьба вызывала сочувствие, так необходимое сейчас Мэри Фрэнсис. Она боялась – и имела на то основания. Знай она, что происходит с Уэббом, почувствуй его нарастающий голод, вкуси его желания, она задрожала бы от ужаса.
