Рене Маори - Любовь и ревность. Хроники
Правду говорят, что беда не приходит одна, и Лиза убедилась в этом на собственной шкуре. Пропали два бутафорских куста, только что изготовленные Лизой. Исчезли, улетучились. Театральный коллектив был деморализован исчезновением Красиловой, но генеральной репетиции никто не отменял, и хлопотные обязанности режиссёра взвалил на себя директор ДК. Задник к третьему акту и выбранный для спектакля реквизит – всё было на месте, а несчастные кусты пропали. Решили, пускай Лиза нарисует их на плотном картоне, потом к ним приделают реечный каркас, и будет замечательно. Лизу послали на какой-то склад, посчитав, что принести несколько листов картона ей по силам. Склад этот находился довольно далеко, за Троицким ручьём, но отчего ж не прогуляться, коли погода выдалась хорошая. Она шла и шла, отгоняя неприятные мысли, стараясь философски подойти ко всем своим несчастьям, но это ей плохо удавалось.
Пустившись в обратный путь, то и дело поправляя увесистый рулон, Лиза почувствовала, что на левом ботинке развязался шнурок. «Не хватало ещё растянуться на глазах у изумлённой публики», – подумала она. Из публики в обозримом пространстве наблюдались только бабушка-старушка с серой козой на верёвке да Малахольный Саша, по-павлиньи вышагивающий вдоль Троицкого ручья. Красный околыш его фуражки ярким акцентом оживлял монохромный пейзаж. Опустив рулон на землю, Лиза потянулась вниз, а затем – вдруг боль, горячая волна, заливающая глаза и темнота.
Она очнулась в больнице, когда начали зашивать рану. Потом мучительно долго накладывали повязку «чепец». Молодой хирург пристально смотрел Лизе в глаза и о чём-то спрашивал. Лиза не понимала, чего от неё хотят, и смежила веки. Ей сделали укол и куда-то повезли на каталке.
Она впервые оказалась на больничной койке, и это прискорбное происшествие заметно смягчилось тем, что впервые за много дней ей удалось отоспаться. Врач объявил, что жизни Лизы ничего не угрожает: удар пришёлся на мягкие ткани головы, к тому же вскользь. Сказал ещё, наличие нескольких швов под волосами будет незаметно и красоты не испортит. И кого, вы думаете, повстречала Лиза в унылом больничном коридоре?
Правильно, Красилову. Клавдия Павловна, слегка похудевшая и побледневшая, баюкала, как куклу-пеленашку, загипсованную левую руку. Она и поведала Лизе свою историю. Лиза слушала Красилову, обнаружившую недюжинное чувство юмора, и не знала, плакать ей или смеяться.
Началось с того, что у Клавдии Павловны пропала кошка. Они жили вдвоём уже много лет, поддерживая и согревая друг друга бескорыстной взаимной любовью. «Ничего, – думала КП, – погуляет и придёт». К вечеру второго дня, она отправилась на розыски. Осмотрев ближние дворы, Клавдия Павловна вспомнила, что не сняла с чердака постиранное намедни бельё, решила подняться на чердак и заодно поискать там свою любимицу. Толкая впереди себя большую бельевую корзину, она влезла по металлической лестнице наверх и оставила люк открытым. Клавдия Павловна подивилась своей небрежности, когда услыхала за спиной лязг захлопывающегося люка, но зато – вот она, кошка, бросившаяся к хозяйкиным ногам. Сложив просохшее бельё в корзину, Красилова попыталась поднять люк. Бесполезно. Она поняла, что железная дверца закрыта снаружи на засов. Озверев от такой наглости, КП начала молотить в дверь и звать народ. В ответ – тишина. Оглядевшись вокруг, она выудила из груды рухляди колченогий венский стул, уселась, достала из кармана папиросы, спички и постаралась взять себя в руки. Что это за глупые шутки? Кому понадобилось её запирать? Врагов среди соседей и знакомых она не нарыла. Значит, кто-то следил за ней, увидел, что она полезла на чердак. Но кто? Обследование чердака не оставило ей надежд на спасение: окно было крепко-накрепко забито с обеих сторон ещё много лет назад по просьбе жильцов, дабы не допускать сюда наглых голубей, загадивших полчердака. Маленькое слуховое окно в торцевой стене находилось слишком высоко и глядело на заброшенный сад с одичавшими яблонями. Дождаться подмоги с этой стороны – несбыточная мечта. Стена же, отделявшая половину чердачного пространства от другой, закреплённой за первым подъездом, оказалась вполне капитальной. По иронии судьбы в соседней с Красиловой квартире вот уже полгода никто не жил, так что колотить в пол было бессмысленно. Самое печальное, что чердаком она пользовалась одна, нижние соседи предпочитали вывешивать бельё на дворе. Ну что делать в такой ситуации? Оставалось ждать неизвестно чего. Она не могла себе простить, что прозевала приход людей в свою квартиру, который банально проспала. Уловив звук закрывающейся двери, она бросилась к люку и начала стучать изо всех сил. Её не услышали. Клавдия Павловна не причисляла себя к разряду пессимистов, а потому надеялась на лучшее. На её счастье чердак был сухим и достаточно тёплым, на её счастье ещё не наступили большие холода, и одета она была в пальто и шапку, а на ногах красовались тёплые суконные сапоги «прощай, молодость». Да что там говорить, немало счастья выпало на долю Клавдии Павловны. Взять хотя бы наличие на чердаке старого обшарпанного дивана и целой кучи белоснежных простыней, собственноручно постиранных КП. Там же, на чердаке, в трёхлитровых баллонах стояло домашнее яблочное вино, гордость Красиловой, продукт, хорошо известный в самых узких кругах театральной общественности Божехолмска. Видно, Бог любил Клавдию Павловну и не желал ей смерти от жажды. Самое же большое счастье – присутствие верной подруги, кошки Баси. Друг всегда остаётся другом: со второго дня совместной изоляции Бася начала приносить к ногам Клавдии Павловны изловленных ею мышей. Спасибо, друг, но… Короче, дня через три Клавдия Павловна очнулась от вынужденного анабиоза, заслышав скрежет засова. В два прыжка – откуда только силы взялись – она оказалась у люка. В проёме показалась голова… Малахольного Саши. Он благоговейно прижимал к груди тарелку с двумя пирожными «песочная полоска» и детским творожным сырком. «Ах, ты!..» – Красилова оттолкнула дурака и вывалилась наружу. Вывалилась в прямом смысле: цепляясь за железные поручни, она грохнулась на цементный пол лестничной площадки. Тут же крутилась радостная Бася. Дико распухла и ныла рука, и обезумевшая от боли КП потащилась в больницу. А больница-то – вот она, только мост перейти. И понеслось: рентген, гипс, укол и все прочие прелести местной хирургии.
Помолчав, Клавдия Павловна поинтересовалась, что произошло с Лизой, и та поведала ей свою нехитрую сказку.
– А знаешь, мне кажется, всё просто объясняется в наших с тобой злоключениях, – задумчиво произнесла Красилова, – и Саша здесь не виноват. Это всё любовь.
