Диана Машкова - Дом под снегом (сборник)
Василиса
Вот вам когда имя «Василиса» говорят, вы кого себе представляете? Правильно. Русскую красавицу с толстой косой и румяными щеками. При этом такую умницу и волшебницу — аж дух захватывает. Потому что и ежу ведь ясно — если Василиса, то обязательно премудрая.
А Василиса, лаборантка на кафедре химии Нижегородского государственного университета, была страшненькой. И не премудрой. Так как если была бы умной и могла сама в университет поступить, ни за что не пошла бы травиться химическими реактивами за смешные деньги.
О том, что ни красоты, ни ума в ней нет, ей еще в детстве сказали. Родители, одноклассники, подруги. Так и приучилась на вопрос: «Как тебя зовут?» отвечать: «Васькой». Чтобы ассоциаций ненужных не вызывать. Хотя как знать, если бы этот «Васька» к ней с детства не привязался, может, и переросла бы. Превратилась со временем в симпатичную девушку. А так — мальчишка мальчишкой. Угловатая, с короткой стрижкой, избыточной растительностью на лице и теле. Как со всем этим бороться, Василиса не знала и спросить не могла — стеснялась.
Поэтому жила она как мышка в подполе. Тихо. Незаметно. Только по ночам иногда снился ей прекрасный принц. Но она всегда от него пряталась и убегала. Боялась, что если он захочет вдруг ее поцеловать, то разглядит черные волоски над верхней губой, а надумает погладить — и нащупает, какая она не такая. После этих грез Василиса всегда просыпалась с мокрыми глазами. Уже во сне начинала плакать о том, что, видно, на роду ей написано всю жизнь от всех скрываться. И быть одной.
А принц имел вполне узнаваемые черты. И до невероятного был похож на одного профессора с кафедры, где Васька работала лаборанткой. Немолодого уже. С животом. Но зато с невероятно озорными юными глазами и толпой восторженных поклонниц — аспиранток. Ни одна у него не проваливала защиту. Где не могли — старательно помогал, где не умели — писал за них целые главы. А они платили ему любовью. Причем, видимо, в прямом смысле слова. Но Васька точно не знала. А от кафедральных сплетен угрюмо отмахивалась и даже другим рот иногда затыкала. Мало ли — наговорят гадостей про человека. До руководства дойдет, и наверху примут меры. Перестройка тогда только начиналась. Так что стойкая социалистическая привычка организации регулировать личную жизнь сотрудников никуда еще не пропала.
Профессора звали Анатолий Степанович. И был он невероятно умный и талантливый человек. Васька знала: часто практику ему помогала готовить. На общественных началах. Из любви к искусству и собственных симпатий. Потому что Зойка, его собственная лаборантка, была страшно вредной и ленивой. Могла вообще на работу не прийти или половину нужных реактивов со склада не забрать. А он ничего — прощал. Только говорил, что «все — это в последний раз. Выгоню». Но не выгонял.
Так Васька и работала уже второй год. На кафедре ее любили за обязательность и трудолюбие. Даже, наверное, уважали. Но в университет, хотя бы на заочное или вечернее отделение, поступить пока никто не предлагал. А сама Васька на разговор этот не решалась — не умела просить.
Прошла вторая ее зима в университете, а дело не сдвигалось с мертвой точки. Наступала весна, времени до вступительных экзаменов осталось всего ничего. Васька нервничала и продолжала молчать. А на кафедре весело готовились к празднованию Восьмого марта.
Лаборантки распределили между собой, кто какие пироги печет, преподаватели — кто вино покупает, а кто коньяк. А Васька твердо для себя решила, что на «чаепитии» в честь женского дня обязательно поговорит с заведующим кафедрой. И за неделю до события уже переживала так, что руки дрожали, — при ее-то работе весьма некстати.
Васька к празднику решила подготовиться заранее. Купила себе платье — до того никто ее на кафедре ни в чем, кроме брюк да безликих водолазок, не видел. Потренировалась с маминой косметикой — сначала сама. Получилось не очень. Потом приобрела в газетном киоске модный журнал и решилась на научный эксперимент. Результат удивил даже ее саму. Из зеркала смотрела незнакомая молодая дама — привлекательная, с яркими синими глазами.
Оставалась главная проблема. Как избавиться от лишних волос. И если рукава у платья были длинными и все, что ненужно скрывали, то подол доходил только до колен. А сквозь чулки проглядывали жуткие темные заросли. Васька ноги не брила — ходила всегда только в брюках. Ее мама как-то раз, когда ей было лет тринадцать, за этим занятием застала и так отругала, что страх на всю жизнь остался. Особенно от слов «если будешь брить, станешь волосатой как медведь». Теперь Васька тяжело вздохнула, подумала, что она и так уже «как медведь», и вооружилась отцовским станком. Воровато заперлась в ванной, и через десять минут дело было сделано.
На кафедре, когда ее увидели, остолбенели. И лица у всех вытянулись вслед за упавшими нижними челюстями, так что и Васька не сразу своих товарок узнала.
— Василиса Егоровна, что ли? — на всякий случай шепотом спросила Зойка. На все кафедральные праздники, в отличие от занятий, она почему-то являлась по расписанию, даже раньше назначенного срока.
— Конечно, — ответила Васька и густо покраснела.
— Блеск! — похвалила Зоя. — Всегда так и ходи — тебе идет.
Василиса бочком пробралась в лаборантскую, достала из сумки мамины пироги и начала вместе со всеми накрывать на стол. Через полчаса ждали преподавательский состав.
Мужская половина кафедры преподнесла дамам цветы и нехитрые подарки. Заведующий сказал поздравительное слово, и все чинно расселись. Но только расселись чинно. А потом выпили как следует — и давай чудить. Профессора непристойные анекдоты рассказывали, доценты — подливали, ассистентки с лаборантками дружно и весело смеялись. Василиса так за утро изнервничалась, что с первой же рюмки опьянела. А тут еще магнитофон откуда-то принесли и танцы устроили. Про учебу Васька так и не спросила — все случая подходящего ждала. Зато Анатолий Степанович пригласил ее на танец. И тут Васька от счастья потеряла последний разум. А профессор сжал ее в объятиях и кружил, кружил, кружил. Комплиментов наговорил столько, что Васька разомлела и без конца глупо улыбалась. Красавицей называл. Спросил, отчего она не учится. Васька и рассказала. А Степанович серьезно так заявил, что такой прекрасной и скромной девушке нельзя не помочь. Он обязательно с заведующим поговорит. Васька была на седьмом небе от счастья. Кто бы мог подумать, что за один вечер сбудутся сразу все мечты, которые ей уже два года покою не давали.
А потом, когда все разошлись, как-то так вышло, что Василиса и Анатолий Степанович остались на кафедре одни. Он запер дверь в лаборантскую и начал целовать. Нетерпеливо. Настойчиво. Даже больно. Василиса не сопротивлялась. Она умирала от восторга, и только на мгновение проскочила в голове мысль, что ни на какие телесные изъяны в ней Анатолий Степанович внимания не обратил. Потом он попробовал приподнять ей подол, не переставая целоваться. Но Васька накрепко прижала платье руками и не впускала. Анатолий Степанович не унимался — гладил, нежил, ласкал. Пока Васька не почувствовала такое сладостное и влажное возбуждение, что в голове затуманилось и подумалось: «А пропади оно все пропадом!» Профессор забрался ей руками под юбку и сладостно застонал. Придавил всем телом к старому, занозистому письменному столу старшего лаборанта и начал расстегивать ширинку. Васька лежала, постанывая под его поцелуями. Она менялась под его руками, впервые познавая смысл женского бытия и тая от первого блаженства.
