Маргарет Парджетер - Недоразумение
Встретив взгляд холодных глаз Макгрейн не менее холодом взглядом, Миранда спросила:
— Мой муж на месте?
— Да, но он занят и у него намечен ряд деловых встреч на остаток дня. Но я могу пойти спросить…
— Пожалуйста, не затрудняйте себя. Я просто войду сама.
— Но я не знаю… — начала было секретарша, но Миранда уже толкнула дверь, вошла и увидела Бретта. Он стоял у окна спиной к ней.
— В чем дело, Джин? Разве я не сказал тебе…
— Бретт… — обрела голос Миранда.
Тот еще секунду-другую стоял недвижно, а потом с приглушенным восклицанием, почти стоном обернулся к ней.
— Миранда? — сказал он. Его глаза глядели на нее с худого, изможденного лица вопросительно, недоверчиво, удивленно…
Миранда никак не могла справиться с собой. Габи сказала правду — он болен, и болен тяжело, может быть, неизлечимо. Господи! — взмолилась она. Господи, пожалуйста, только не это!
— Бретт, Габи сказала мне, и я должна была прийти… — Голос ее оборвался под его пристальным взглядом.
— Что Габи сказала тебе?
— Сказала, что ты болен… Неизлечимой болезнью. Я сначала не поверила, ведь ты всегда выглядел таким здоровым.
— Так. — Бретт горько рассмеялся. — И что же убедило тебя?
— Не могло же это быть предлогом для нашего примирения?
— Но ты все же решила проверить ее слова, так? А может, жалость привела тебя сюда? Или, напротив, интерес к возможному наследству?
Он присел на край стола и принялся изучать ее своими холодными синими глазами. Если бы только она могла сказать, что любит его!
— Можешь думать все что угодно о том, что привело меня сюда, — сказала Миранда, слегка приподняв подбородок. — Но уж никак не меркантильные причины. Разве я не говорила тебе, что, пройдя обучение и начав работать, не возьму у тебя ни фартинга?
— Тогда что же? — настаивал он.
— Возможно, совесть.
— Не могла бы ты говорить более конкретно?
Он играет со мной как кошка с мышкой! Глаза Миранды сверкнули, но, вовремя вспомнив, что он болен, она усмирила свой гнев и сказала:
— Я подумала, что могу как-то помочь тебе.
— Другими словами, ты пожалела меня. Вот уж без чего я вполне могу обойтись, так это без жалости ко мне.
— Бретт, такой разговор мне не по силам. Но прежде чем уйти, я хочу сказать еще кое-что: я тебя люблю.
Почти задохнувшись от этих слов, Миранда стремительно двинулась к двери. Но Бретт остановил ее, схватив за руку.
— Скажи это снова! — потребовал он.
Готовая отказать, Миранда почувствовала себя такой разбитой, что ей уже казалось не важным, что она говорила или делала.
— Хорошо. — Она попыталась посмотреть на него смело, ей это не удалось. — Если хочешь всю правду и ничего кроме правды, ты, так и быть, получишь ее. Когда Габи сказала мне, что ты умираешь, я не почувствовала ни-че-го. И в самолете я ничего не чувствовала. Так было до тех пор, пока не увидела тебя.
Бретт молчал, не сводя с нее глаз.
— Я должна идти, Бретт, — сказала она, осознавая, что именно должна, если не желает выказать себя еще большей дурой, чем до сих пор.
— Нет! — Голос Бретта казался таким же жестким, как гнев в его глазах. — Ты пойдешь кое-куда со мной, Миранда.
— Куда? — Она не хотела никуда с ним идти, во всяком случае теперь. Ей надо вернуться в отель, собраться и заставить себя смириться с тем, что она, возможно, никогда больше его не увидит.
— Это займет немного времени.
Он стремительно и властно вывел ее из кабинета и почти протащил через приемную. Миранда слышала взволнованный голос Макгрейн, напоминающий боссу о деловых встречах, и его приказ отменить их.
В автомобиле она снова спросила, куда он ее везет, но в ответ услышала, что она, мол, скоро сама увидит. Бретт по-прежнему крепко держал ее за руку, будто опасаясь, что она убежит. А потом автомобиль подъехал к большому многоквартирному дому, который, если судить по внешнему виду, был одним из самых роскошных в городе.
— Что здесь? — робко спросила Миранда, выходя из машины.
— Помолчи, — сказал Бретт сухо, быстро провел ее в здание, затем в лифт, который доставил их на один из верхних этажей.
Он выпустил ее руку только после того, как за ними захлопнулась дверь квартиры. Миранда осмотрелась, пытаясь восстановить душевное равновесие.
— Бретт, что мы здесь делаем? — снова спросила она.
— Я тут живу. — Мягко взяв Миранду под руку, Бретт ввел ее в просторную гостиную. Она почувствовала себя совершенно сбитой с толку.
— А как же твой дом?
— Он продан.
— Продан? — Миранда не могла сдержать изумление в голосе. — Да, но ведь это дом твоих предков, ты любил его.
— Я никогда его не любил.
— Возможно, ты хотел удостовериться, что он окажется в хороших руках, когда ты…
— Когда я уйду? — подсказал Бретт. — Смерть. Она каждый день приходит к миллионам людей, а мы так неохотно говорим о ней. Почему?
— Возможно, потому, что она… — Миранда замялась, — так необратима?
— Допустим… — Бретт последовал за Мирандой, которая отошла к окну и теперь рассеянно смотрела в него ничего не видящими глазами. — Я надеюсь, что не умру… во всяком случае, в ближайшее время. Но это зависит от тебя.
— От меня? — Миранда быстро повернулась к нему лицом. — Что я могу сделать для этого?
Бретт пристально посмотрел в ее озадаченные глаза, прежде чем ответить:
— Мне нужно многое тебе объяснить. Это потребует времени, так что пойдем присядем.
У Миранды не было никакого желания присаживаться. Он ведь уже дал ей ясно понять, что не хочет ни ее любви, ни сочувствия, так что же еще обсуждать? Но она не возразила, когда он устроил ее на софе и, убедившись, что ей удобно, сел рядом.
— Миранда, — сказал он, не отводя своих беспощадных глаз от ее лица, — прежде чем вернуться к началу, я хочу, чтобы ты знала: я вовсе не умираю.
Миранда посмотрела на него с недоверием.
— Но Габи сказала, что ты тяжело болен и не сможешь поправиться.
Бретт пожал плечами:
— Боюсь, это всего лишь сердце.
Всего лишь сердце! Миранда сникла.
— Могут ли твои врачи сделать что-нибудь для тебя? — спросила она. — Когда у отца был сердечный приступ, его доктор очень помог ему.
Потрясенный выражением заботы на ее лице, Бретт сказал как можно спокойнее:
— Миранда, единственное лечение, в котором я нуждаюсь, — это ты… Если, конечно, сможешь меня простить. — Заметив ее смятение, он продолжил, прежде чем она успела что-либо сказать: — То, от чего страдает мое сердце, давным-давно известно людям как неразделенная любовь. Это и есть моя смертельная болезнь. К сожалению, до тех пор пока тебя не похитили и ты не потеряла ребенка, я не осознавал, как сильно люблю тебя. Сексуальное влечение — да, это я был готов признать. Но не любовь.
