Ли Гринвуд - В твоих объятиях
Она чувствовала себя юной девушкой, вернувшейся домой после долгого путешествия.
Общая гостиная, столовая, кабинет ее отца и кухня выглядели в точности как прежде.
Только дорожка на лестнице поистрепалась больше, чем ей помнилось. Может, ей показалось, но и перила выглядели тоньше. А вот что явно не было плодом ее воображения, так это что окна отчаянно нуждались в хорошей мойке. Удивительно, что свет вообще проходил сквозь них.
Комната отца выглядела точно такой же, как была. Разве что ее дополнили некоторые вещи Тринити. Дома он был столь же аккуратен, как на тропе. Все имело свое предписанное место и именно там и находилось. Поскольку она сомневалась, что Уорд занимался чем-либо, кроме сбруи, она решила, что порядок наводил Тринити.
Судя по всему, он ничего не оставлял на волю случая. И наверное, ничего в жизни не терял. Неудивительно, что он сумел скопить денег на приобретение этого ранчо.
Она заглянула в другие спальни. Занавески там поменяли. Одеяла, покрывала и простыни были новыми, но мебель осталась прежняя.
Она вошла в свою прежнюю комнату. Это было роскошью для шестнадцатилетней девочки – иметь собственную гостиную, но в доме было так много комнат, что отец настоял на этом. Она провела здесь много счастливых часов, планируя свое будущее, свою свадьбу, мечтая о цветущих годах в качестве жены, матери, возлюбленной.
Там было пусто, как пусты оказались эти ее мечты. Вся мебель отсюда переехала с ней в «Тамблинг-Ти». Судья хотел, чтобы она была окружена привычными вещами. Он хотел, чтобы она была счастлива, чтобы с радостью ждала своего брака.
А теперь он хотел ее смерти.
Виктория закрыла дверь. Она будет спать в одной из комнат для гостей.
Тринити принес в дом седельные сумки с ее вещами.
– Куда тебе их положить?
– Кто-нибудь пользуется спальней над северной гостиной?
– Нет.
– Тогда я займу ее.
– Эта пустая спальня была твоей?
– Да.
– Что случилось с меблировкой?
– Я забрала ее с собой, когда вышла замуж.
– Боюсь, что здесь маловато вещей. Я здесь давно не был...
– Оно и к лучшему. Человек должен пожить в доме, прежде чем начинать его обставлять. Нужно время, чтобы понять характер дома.
– Я полагал, что дом принимает характер своего владельца.
– С большинством домов так и бывает. Но не с этим.
– Этот дом принес погибель многим людям.
– Я думаю, что те, кто здесь пострадал, уже несли в себе семена гибели. Если человек не хочет гибели, он не погибнет.
– Почему ты так говоришь?
– Из-за тебя. Тринити растерялся.
– У кого было больше причин потерпеть поражение, чем у тебя? Ты хотел поквитаться. Просто не знал как. Ты даже попытался отдать стадо первоклассного скота и не смог этого сделать. И с этим ранчо ты все устроишь, точно так же как приручил этого жеребца.
Тринити не знал, что сказать. Никогда и никто не выказывал такой веры в него. Большей частью люди говорили, что он везунчик, если до сих пор остается в живых. А как же иначе он вернул восемнадцать приговоренных мужчин в руки правосудия и не был убит? О его везении твердили и тогда, когда он находил золото, хотя его находки были весьма скромными. Его золота едва хватило на покупку ранчо.
Но за все эти годы Виктория была первым человеком, не приписавшим его успех случайности.
– Ты изменишь мнение, когда заглянешь на кухню. Там нет почти ничего съестного, а до города не близко.
– Но у нас остались кое-какие припасы.
– Их неприлично подать на стол.
– Может, и так, но я лучше съем на ужин бобы с беконом, чем останусь голодной.
– Полагаю, мы найдем что-нибудь получше, если ты сумеешь разжечь эту печку.
– Неужели большая синяя печка все еще здесь? – спросила Виктория, вспоминая, сколько раз помогала готовить их испанской кухарке.
– Самое большое чудище, которое я когда-либо видел.
– Отнеси все на кухню. Пока Уорд расскажет тебе все, что случилось в твое отсутствие, я приготовлю поесть. А потом я хочу ванну. Могу я попросить кого-нибудь поставить на печку котел и наносить в него воды? Он нагреется, пока я буду стряпать. Там наверху была большая медная лохань. Ты не знаешь, что с ней случилось?
– Нет, но я выясню.
У Виктории об этой кухне были самые счастливые воспоминания. Наиболее привлекательной ее чертой были четыре огромных окна, выходивших в большой мир. Даже зимой они давали ей ощущение, что она часть необъятных открытых пространств.
К тому времени как Виктория растопила печку и начала жарить бекон, Тринити вернулся с огромной лоханью, занявшей большую часть плиты. Используя насос около задней двери, он стал носить ведро за ведром, пока лохань не наполнилась водой до краев.
– Уорд нашел твою купальную ванну. Кто-то приспособил ее как поилку для скота. Сейчас он ее отмывает.
– Надеюсь, он поест вместе с нами?
– Его здесь не будет. Я послал его в город. Раз ты здесь остаешься, нам нужны припасы. Поездка займет у него два дня.
Ужин прошел в напряженном молчании. Напряжение возросло, когда Тринити стал помогать ей мыть посуду. А потом, когда они уселись в гостиной, дожидаясь времени отхода ко сну, оно стало просто невыносимым.
Он сидел напротив нее на неудобном диване с высокой спинкой, принадлежавшем еще семье ее матери. Было видно, что ему неуютно среди полированного дерева, бархатной обивки и свечей. Даже одежда его казалась здесь не к месту.
Виктория полностью сосредоточилась на нем. Нервы ее были натянуты как струны.
– Если я хочу встретиться с Беном, мне нужно отправляться в Увальде, как только вернется Уорд, – объяснил Тринити.
– А когда ты вернешься?
Почему он так рвался уехать от нее? Весь день он провел с Уордом и не вошел в дом, пока ужин не оказался на столе. Теперь он торопился уехать в Увальде.
– Надеюсь, что через пару дней. Все зависит от того, сколько времени у меня уйдет на поиски Джиллета. Тебе не нужно бояться, что шериф тебя найдет. Уорд сумеет позаботиться о тебе так же хорошо, как я. Если ты не будешь выезжать в город, никто не догадается, что ты здесь. А если что-нибудь все-таки случится, отправляйся к шерифу и заставь его посадить тебя в тюрьму. Там ты будешь в безопасности, пока я не вернусь.
– Я не тревожусь насчет этого. – Она хотела спросить его, почему ему так трудно находиться рядом с ней. Она несколько раз пыталась сделать это во время ужина. Еще раз, когда они мыли посуду. Она хотела попытаться и сейчас, но слова не шли у нее с языка.
– Если он жив, я притащу его сюда. Обещаю.
Ее даже не тревожила мысль о Чоке. Она уже некоторое время не боялась и виселицы. Ее мысли были заняты делом более серьезным. Ее приводила в ужас мысль о том, что едва рассеется угроза ее жизни, Тринити исчезнет и она больше его никогда не увидит.
