Марина Богуславская - Закат их любви (СИ)
Но ты будь осторожна — гарем не место для слабости, каждая наложница мечтает попасть на твоё место и будет яро плести интриги!»
Я тогда была удивлена, ведь считала, что и сама теперь — рабыня, а значит — бесправная жительница гарема. Но калфа мне объяснила, что вольная я, не сравнить твоих жён со мною.
«Нет, ты выше их… Валиде Султан разве не говорила тебе? Сейчас ты — фаворитка шехзаде, но вскоре — его законная жена! Ведь содержать в гареме свободную женщину запрещено, а значит, у вас с шехзаде состоится никях! А там, глядишь, и ребёночка родишь — шехзаде или маленькую Госпожу, укрепишь свою позицию! В любом случае, тебе стоит помнить — ты выше остальных рабынь-наложниц, фавориток… А скоро станешь выше даже Фюлане Султан и Гюльфем Султан! Они ведь куплены на невольничьем рынке, а значит, не смогут стать законными женами!»
Именно Айше калфа стала моей подругой в то время, когда я не знала никого и была растеряна и запугана. Без неё, наверное, я бы и не выжила в гареме, средь сплетен да интриг.
В тот же день я впервые увидела Фюлане Султан, и была удивлена — она отнюдь не казалась мне злобной ведьмой, коей и описывала её Айше. К моему удивлению она подошла ко мне, а вскоре пошла вместе со мной к Валиде Султан. Тогда я и увидела подтверждение словам калфы — почерневшее от злобы лицо, открытую зависть в синих глазах и затаённую в их глубине обиду. Хафса Султан подтвердила слова калфы, что было для меня большой радостью, ведь терять свободу я не хотела, и с княжны становится рабыней — тоже.
В тот день я впервые встретила тебя, мой Падишах, и была пленена синевой твоих глаз. Ты был так прекрасен. Моей радости не было предела, когда меня позвали на хальвет. Тогда, в ту ночь, нашу первую ночь, я познала любовь. В ту ночь я закрыла за собой Врата Рая тогда ещё шехзаде Сулеймана, в роковую ночь четверга, когда расцвела роза нашей любви…»
— А сейчас, Падишах сердца моего, ты сидишь подле моего ложе, и держишь мою руку… В очередную ночь четверга… — голос Весенней Розы ослаб, а на глаза накатила пелена слёз. Отчего-то хотелось просто поплакать и излить душу.
— Ну же, моя Махидевран, не плачь. Ты скоро поправишься! — Султан с нежностью смотрит на бледное лицо Хасеки Султан, стирая слёзы с её щёк. Он и сам лелеет надежду, что она поправится, восстановит силы и вновь станет той прекрасной Султаной, что была подле столько лет, незримо поддерживая его и молясь Аллаху за его здоровье и благополучие в походах.
— Я так и не смогла окончательно затворить Врата твоего Рая, мой Сулейман. Сейчас, когда Фюлане и Гюльфем больше нет… Даже сейчас я не единственная Госпожа твоего сердца, и от этого мне больно. Я понимаю, что это однажды должно было произойти. На смену Фюлане пришла Гюльфем, на смену которой пришла я… Хюррем хатун — очередная драгоценная женщина, да? Я не обижаюсь на тебя, просто пообещай, что не забудешь меня даже тогда, когда она, несомненно, родит твоего сына… — медленно, растягивая слова, произносит Махидевран Султан, проваливаясь в царство Морфея.
Уснув, изнеможенная Султана так и не услышала тихое «Обещаю» Повелителя, но не смотря на это, на её душе стало спокойней.
Когда становится легче, когда укрепляется власть
Гарем, как и всегда, шумел. Наложницы, выбранные для Повелителя и прошедшие обучение, вели беседы, казалось, обо всём на свете. Рассказы об их вольном прошлом, тёплые воспоминания и о семье — это всё, что они имели на память о своей свободе. Красавицы, то и дело, посмеиваясь, говорили о своих мечтах — свободе или вознесению в Султанши. Они могли лишь мечтать, ведь Падишах уже которую неделю предпочитает проводить время с любимой фавориткой или Султаншей, но не с наложницами.
Одна из них, бывшая в прошлом, наверное, принцессой, улыбаясь, говорила о том, насколько бесполезны женщины, что стоят подле Султанского трона. Её славянка ранее не видела во дворце, и на законных основательствах могла посчитать, что та, скорее всего, прибыла недавно. Её бледную кожу, казалось, не касались лучи Солнца, а длинные тёмные волосы блестели, показывая своё хорошее состояние. Даже в её карих глазах, что напоминали опалую листву поздней осенью, было что-то, напоминающее отблески уже утраченной воли, но не погасшей надежды. Даже простенькая, как и любой другой обычной наложницы, одежда, состоящая из бежевой блузы и коричневого платья без рукавов, не мешала ей чувствовать себя аристократкой, и вести себя подобно избалованной девице. Рабыни, что сидели рядом, все как одна были облачены точь в точь в такие же платья, и, казалось, более этому смущены не были — привыкли, понимая, что это и есть их удел — нынешний, а, возможно, и вечный.
«И всё же, красота — это не всё, и она отнюдь не отображает характер…» — икбал вздохнула, понимая, что это утверждение подходит и для неё, и для Махидевран Султан — тоже. Даже самая милая, цветочно красивая внешность не в силах сгладить острые углы и скрыть отвратительный характер.
Наложницы не обернулись, услышав шелест платья, тяжёлый подол которого тянулся по каменному полу, и не обратили внимание на звонкий цокот каблуков, что раздавался совсем близко — почти у самой двери комнат гарема, если не ближе. Вопреки обычаю, сегодня, когда Махидевран Султан нет, а Валиде Султан, если не сидит с невесткой, так у себя в покоях, они не собирались кланяться идущей к ним женщине. Не желали, наивно считая, что в этом нужды нет. На небольших столиках, что стояли рядом с ними, до сих пор оставались яства, поданные наложницам в честь известия о беременности Хасеки Махидевран Султан и Хюррем хатун.
Негромкое «Внимание!» от аги заставило их встрепенуться, осматриваясь, и увидеть девушку, которую уже сейчас начали ненавидеть, понимая, что она возвысилась настолько высоко, как ни одна другая наложница за последние годы. В их душах тлело пламя ненависти, что понемногу разгоралось.
Хюррем хатун, пока ещё, они понимали, хатун, выглядела недовольной, поджимая алые губы и грозно сверкая зелёными, почти изумрудными, глазами. Такой они видели её впервые, да и о её приходе оповещали впервые. Собранные в замысловатую причёску рыжие волосы ярко контрастировали с белым, едва-едва розововатым, платьем — очередным подарком Султана, сшитым из драгоценных шелков. Её одежда явно отличается от них, и им вполне понятно, почему. Она — не наложница, и уже не фаворитка — икбал, будущая мать ребёнка Султана, одна из тех, кто стоит возле Султанского трона.
— Эй, хатун! — громкий оклик заставил темноволосую девушку повернуть голову, сводя к переносице тонкие брови, — Если у тебя есть время разводить бесполезные беседы, то почему бы тебе не взяться за работу, наконец?
