Анастасия Эльберг - Сага о князе Гривальде
Изабель шла вдоль прилавков, внимательно осматривая оставшиеся овощи. Попадись там что-нибудь дельное, она, скорее всего, не обратила бы на это внимания, потому что думала о своем. Ночью они почти не спали, и поэтому она улучила минутку для того, чтобы подремать после обеда. Ей приснился прекрасный сон. Изабель оказалась в замке князя – вовсе не темном, а светлом и очень красивом, полном дорогой мебели, статуй из гладкого прохладного мрамора и гобеленов. Хозяин встретил ее тепло, его глаза, которые она помнила совсем другими, холодными и печальными, улыбались. Девушку проводили к столу – за ним сидела княгиня, одетая в прекрасное платье из белого бархата и золотого шелка. А вокруг стола бегали дети. Много мальчиков и девочек разного возраста. Одного из них – совсем малютку – княгиня держала на руках. То был ребенок, которого незнакомая Изабель женщина вчера отдала князю. Чудесный сон… как же ей не хотелось просыпаться! И она отдала бы все за то, чтобы увидеть князя еще раз. Ну, хотя бы одним глазком! Что до этих глупых сказок про вампиров – какая разница? Люди боятся непонятных вещей: привидений, вампиров. Зато почему-то не опасаются живых. Хотя порой следовало бы.
– Сестрица Изабель! Ты всегда такая рассеянная? Чем тебе не нравится вот этот товар? Давай, набирай. Иначе мы будем ходить по рынку целую ночь.
Девушка бросила на сопровождающего недоуменный взгляд, но Себастьян уже отвел глаза. Впрочем, это не помешало ему заметить, как она небрежным движением заправляет за ухо прядь волос и склоняется над овощами. Он предпочел бы не знать, что занимает ее мысли, но, увы, знал, хотя читать их не умел. Это умение ему Великая Тьма не даровала. Сказать по правде, она много чем его обделила, но он не имел привычки жаловаться на судьбу. Кто знает, как обстояли бы дела, если бы выпал другой жребий? К примеру, если бы он был чистокровным темным эльфом? Да еще и сыном короля, пусть и не наследником? Был бы он счастлив? Неизвестно. Но он – не сын короля. Зато сын королевы. Точнее, любимой подруги короля, той эльфийки, которая родила ему сына-наследника. Сын королевы и смертного мужчины, имени которого она, наверное, даже не спросила – а, соответственно, не сообщила и Себастьяну тогда, когда он подрос и задал вопрос. Ему хотелось верить, что то был благородный человек, пусть он и провел с его матерью одну-единственную ночь.
Вот и подумайте – как рассказать о таком? Люди-то ладно, им можно врать о чем угодно, они доверчивы как маленькие дети. А как рассказать темному существу? Кто поверит в то, что эльфийка родила ребенка от смертного? Эльфы – не вакханки, которые рожают от всех подряд, разве только не от вампиров. Темное существо-полукровка! Да сама Прародительница о таком не слыхивала. Расскажи светлой фее – будет смеяться. Темная фея покрутит пальцем у виска. Брат-эльф шарахнется, как от чумы. И не дай Великая Тьма рассказать оборотню! Этот поднимет на смех так, что услышит вся округа. Себастьян чувствовал себя чужим в эльфийской деревне. Он не был уверен, что придется ко двору в мире смертных, но принял свое решение и убежал из дома за несколько дней до своего «темного совершеннолетия» – пятнадцатого дня рождения.
Среди людей ему жилось хорошо. Правда, некоторые особенности – то, что он не старел, например – вынуждали его перемещаться с места на место, но неудобств это не причиняло. Зато он был свободен . Никаких тебе темных функций и мест в цепочке выживания. Знай себе наслаждайся пусть и не бессмертным, но долгим существованием. Не то чтобы Себастьян хорошо знал, что такое «темная функция» или «цепочка выживания». Сказать по правде, он и понятия не имел, что это, но инстинктивно понимал: что-то ограничивающее . Никаких правил и обязанностей перед ним не оглашали, а это означало, что он может жить так, как вздумается. Да и что он мог нарушить? Пользоваться магией? Это искусство он не постиг бы и в том случае, если ему досталось бы бессмертная жизнь. Он и темный язык – смешные буквы-крючочки, похожие на разбегающихся насекомых – понимал с трудом, хотя некоторые эльфы неплохо им владели. Убить кого-нибудь кинжалом из храмового серебра? Он его и в руках ни разу не держал. Хотя с храмовым серебром был знаком.
В детстве мать подарила ему амулет: тонкую нить с нанизанными монетами из мягкого белого металла. Она повязала охранный браслет на запястье мальчика, и несколько дней он изучал узоры на серебряных дисках. Вот мифический Цион, Город Истины (это объяснил ему король). Вот две змеи, образовавшие клубок – символ культа Равновесия. Вот женщина в длинном плаще – Лилит, Прародительница. Вот лабиринт, замыкающийся на самом себе – этого символа Себастьян так и не разгадал. Вот мужчина, простирающий к невидимому зрителю руку – это Трижды Премудрый царь Соломон. Вот – самая большая монета – посох-змея: он принадлежал богу Асклепию, покровителю медицины. Браслет Себастьян носил до сих пор.
Боялся ли он чего-нибудь в человеческом мире? Первое время ему было страшно: а вдруг он проживет человеческие сорок-пятьдесят лет и умрет? Но время шло, он не старел, и мало-помалу этот страх оставил его. Теперь Себастьян ничего не боялся… до вчерашнего дня .
Не то чтобы он никогда не был с девушками – конечно, случалось всякое. Но что-то нежное и теплое – и совсем незнакомое! – шевельнулось у него в груди в тот момент, когда он впервые увидел Изабель. Он думал о ней под утро, до того, как забыться неглубоким и недолгим сном. Думал весь день – подмастерье аптекаря, он помогал ему растирать многочисленные порошки и сушить травы. Будто прекрасный цветок распускался внутри. Вот он оживает, когда на него падают первые солнечные лучи, отряхивает крохотные капельки росы и начинает раскрывать свои лепестки.
Он знал легенду про таинственный цветок асфодел. Говорили, что он кроваво-красный… но Себастьян знал: он молочно-белый, как кожа Изабель. С легким розовым оттенком, если она волнуется или смущена. И пахнет так же, как ее волосы. Сегодня утром, когда он уходил, она еще спала. Он ненадолго задержался у ее кровати, осторожно прикоснулся к лежавшим на подушке золотисто-соломенным прядям – сон ее был глубок, и он не боялся, что она проснется – а потом вдохнул их запах. И в двух мирах не было аромата чудеснее этого.
Не было ничего удивительного в том, что во время обеда Себастьян улучил минутку, воспользовался письменными принадлежностями аптекаря, уединившись в дальней комнате здания – и уже через несколько минут перечитывал свои первые стихи . Он ужаснулся, восхитился, подумал, что сошел с ума, закрыл глаза и снова вспомнил волосы Изабель. А потом сказал себе, что покажет ей эти строки только под угрозой собственной смерти , да и то вряд ли. Тем не менее, пергамент был аккуратно свернут и спрятан в тайнике. На случай, если Себастьян передумает и все же решит признаться… в чем? В том, что он влюбился с первого взгляда в шестнадцатилетнюю смертную девчонку? Хорош герой-любовник. Язык прилипал к небу, а слова прятались по углам и не желали выходить наружу всякий раз, когда он только задумывался о признании. Впрочем… кое-что могло заставить его признаться. Страх, вызываемый воспоминаниями о вчерашней ночи.
