Донна Олвард - Вальс под звездами
Поставив миску с картофелем на стол, Броуди неожиданно обернулся и застал ее врасплох. Его взгляд тут же стал холодным и настороженным, и Люси удивилась, откуда у него к ней такая неприязнь.
— Ужин готов, — отрезал он.
Миссис Полсик поставила на стол блюдо с цыпленком, тарелку с овощами и соусник.
— Прошу вас, Люси, садитесь.
Она села с торца, Броуди - напротив нее, а экономка устроилась посередине.
Наклонив седую голову, миссис Полсик, к удивлению Люси, прочитала молитву на незнакомом ей языке.
Когда пожилая женщина закончила, Люси встретилась взглядом с Броуди, и между ними проскочил электрический разряд.
Она понимала, что из этого ничего хорошего не выйдет. Она не могла сблизиться с Броуди Гамильтоном.
Не могла себе позволить сблизиться ни с кем.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Броуди проснулся от лунного света, падающего на кровать. Перевернувшись на спину, он провел рукой по лицу.
Во сне он видел ее. Запускал пальцы в ее рыжие волосы, прежде чем поцеловать ее в губы.
Приподнявшись на локтях, Броуди покачал головой. Обычно во сне он не занимался любовью с малознакомыми женщинами. Но Люси Форнсворт почему-то не давала ему покоя. Она была горда, упряма и чертовски умна.
И все же за этим что-то скрывалось. Что-то, чему он пока не мог дать название. Это было в том, как она на него смотрела.
Эта женщина могла быть с ним холодной, но, похоже, ее влекло к нему. А его к ней.
И он будет игнорировать это влечение. Ее жизнь разительно отличалась от его жизни, и ему следовало об этом помнить. Однажды обжегшись... В общем, с него было достаточно.
Смотреть на нее с этой стороны было безумием.
Тем более признаваться себе, что его к ней влечет. Все произошло так внезапно.
Поднявшись с постели, он подошел к открытому окну, и холодный воздух защекотал его кожу. Жаркие июльские ночи остались позади, и на смену им пришли августовские с холодными ветрами и яркими звездами.
Вдруг он заметил, что окна передней части конюшни горят в кромешной темноте. Очевидно, он забыл выключить свет.
Броуди быстро надел джинсы и, спустившись вниз, посмотрел на часы. Светящиеся стрелки показывали двадцать минут третьего. Сняв с крючка у двери свою джинсовую куртку, он облачился в нее, обулся и вышел на улицу.
Дверь конюшни была слегка приоткрыта. Изнутри донесся какой-то шорох. Там явно кто-то был. У Броуди возникли кое-какие подозрения, и он посмотрел на дом. Окна комнаты Люси в западной части дома были темными. Раздался новый шорох. Броуди прислушался.
Она прибыла сегодня, а сейчас посреди ночи кто-то находится в его конюшне. Совпадение? Он так не думал.
Что она замышляла? Что ей понадобилось в конюшне? Все важные записи хранились в кабинете в доме. Вероятно, она об этом догадывалась, и это означало...
И это означало, что ее целью были лошади. Что бы она там ни задумала, он должен ее остановить. Немедленно.
Протиснувшись между дверью и стеной, он направился в служебную комнату, в которой горел свет. Но там никого не оказалось. Шорохи доносились из стойла справа. Броуди задержал дыхание. Звук повторился, и на этот раз за ним последовал стук копыт. Это было в стойле Притти. Лошади, которую она видела, когда приехала сюда. Его сердце замерло.
Расправив плечи, Броуди подошел к двери стойла. Она тоже была открыта. Он хотел зайти внутрь, но его остановил женский голос. Он застыл на пороге.
— Это несправедливо, — разобрал он между всхлипываниями. — Это ты принцесса, Притти, а не я.
Несправедливо.
Внутри у него все упало. Если она здесь для того, чтобы причинить вред Притти...
Распахнув дверь, он вошел в стойло... и остановился при виде широко распахнутых карих глаз, уставившихся на него в страхе и отчаянии. Девушка стояла рядом с Притти, ее рука лежала на гриве лошади.
Броуди открыл рот, но первые несколько секунд не знал, что сказать. Ресницы Люси были мокрыми от слез, и он словно зачарованный наблюдал за тем, как одна слезинка скатилась вниз по ее бледной щеке и упала на солому. Ее губы были пухлыми и розовыми. Прямо как в его сне, когда он целовал их в порыве страсти.
— Что вы здесь делаете? — наконец произнес он.
— Я- э-э... это было...— запиналась она, краснея от стыда.
— Исчерпывающий ответ.
Броуди загородил собой дверной проем, отрезав ей путь к отступлению. Он был решительно настроен получить ответы на свои вопросы и не позволит ей разжалобить его слезами.. Мисс Форнсворт не уйдет без объяснения..
— Я пришла сюда, чтобы побыть одной, — выпалила она. Это прозвучало совсем не как оправдание.
— Зачем вы проникли сюда среди ночи? Что вы на самом деле замышляете? Если вы собираетесь причинить вред лошадям...- он переступил с ноги на ногу, — никакой король не сможет вас защитить, мисс Форнсворт.
Девушка уставилась на него с недоверием. Она перестала плакать, и Броуди почувствовал облегчение. Женские слезы и истерики всегда сбивали его с толку.
— Думаете, я что-то замышляю?
— А что я должен думать? Вы приехали сюда только сегодня, и я в первую же ночь застаю вас в своей конюшне. Что бы вы подумали на моем месте?
Люси тяжело сглотнула и виновато опустила глаза.
— Простите. Я вас понимаю. Поверьте мне, мистер Гамильтон. У меня не было злых намерений.
— Тогда почему вы здесь?
Отвернувшись, она провела рукой по гриве Притти.
— Разве это не очевидно?
— Не совсем. — Подойдя ближе, Броуди заглянул ей в глаза и понял, что она не лжет. Похоже, она действительно переживала. — Но я вижу, что вы расстроены.
Ее нижняя, губа дрожала, пока она ее не закусила.
— Я пришла сюда, чтобы побыть одной. Выплакаться. Я не хотела вас беспокоить.
Незнакомка посреди ночи прокралась в его конюшню. Броуди нахмурился. Да, сегодня он был с ней груб, но она дала ему достойный отпор. Люси Форнсворт не производила впечатление плаксы.
Но сейчас ей действительно было плохо, и Броуди был вынужден признать, что ее история прозвучала правдиво. Она расплакалась еще до его прихода. Неожиданно он вспомнил истерики Лизы и отошел назад. С него хватит женских слез. Его больше этим не проведешь.
— Скоро утро. Почему бы нам не вернуться в дом?
Она посмотрела на него, и несколько рыжих локонов упали на ее мокрую щеку.
— Я еще немного побуду здесь.
Броуди был в замешательстве. Очевидно, она не понимала, что он не хочет оставлять ее одну в конюшне. Да, он сказал, чтобы она чувствовала себя здесь как дома, но это переходило все границы дозволенного. Она не имела права сюда вторгаться, на кого бы ни работала. Он уже давно понял, что главное в его жизни — лошади. Правда, осознание этого дорого ему стоило.
