Карла Кэссиди - Поможет Санта-Клаус
– Да я и не очень-то хочу есть, – ответила Джулия, снова слукавив, ибо на самом деле была голодна как волк. Но зачем доставлять беспокойство этим людям, с которыми она не имеет ни малейшего желания общаться? Да и ни с кем вообще. Ей бы забраться в придуманный ею для себя кокон, где она будет в полном одиночестве.
Джулия в который уже раз за сегодняшний день взглянула в окно и вздохнула – снег продолжал падать.
– Быть может, к утру расчистят дороги и я смогу уехать.
– Не торопитесь, Джулия. Помещений у нас в избытке, вы никого не стесняете. Придите как следует в себя.
При звуке своего имени, слетевшего с его уст, Джулия даже вздрогнула от неожиданности.
– Откуда вам известно, как меня зовут?
Он с извиняющейся улыбкой пожал плечами.
– Вчера, вытаскивая вас из машины, я заметил на сиденье сумочку и заглянул в нее, нет ли там удостоверения личности. Надеюсь, вы не обидитесь? – (Джулия покачала головой, мол, нет.) – А вот никакого номера телефона, по которому можно было бы позвонить в случае надобности, я там не обнаружил. С кем мне следует связаться? Кто, где и когда вас ожидает?
– Никто и нигде. Я ехала в горную хижину моей приятельницы, чтобы отдохнуть в одиночестве. Джулия почувствовала, что краснеет. И то подумать – какая странная ситуация! Она лежит в постели в неведомом ей месте и беседует с мужчиной, которого первоначально приняла за Санта-Клауса. – Ммм…
Мы, собственно, не представились друг другу, – решила она исправить свою оплошность.
– Меня зовут Крис… Крис Крингл [3]. – Мужчина улыбнулся и направился к двери. – Не беспокойтесь ни о чем, Джулия. Мы поговорим позднее, когда вы почувствуете себя лучше. – С этими словами он вышел из комнаты.
Джулия долго смотрела ему вслед. Крис Крингл?
Это его манера шутить? Или она ослышалась? Или ветеринарный врач Док Роджерс поставил все же не правильный диагноз и ее мозг поврежден?
Так или иначе, ей тем более необходимо как можно скорее выбраться отсюда.
Крис спустился по лестнице и вошел в кухню.
– Ну что, идет? – спросила Мейбл, наблюдая за Крисом, усаживающимся на стул у большого деревянного стола.
– Нет, ей это, по-видимому, еще не по силам.
Она было стала спускаться, но у нее закружилась голова. Вам будет не трудно отнести ей наверх поднос с едой?
Мейбл сокрушенно покачала головой и, прищелкивая языком, достала поднос и начала ставить на него тарелки с едой.
– Бедная малютка. Такая худенькая, одни глаза торчат. А синячище-то на лбу! Месяц, не меньше, голова покою не даст. Но наше дело, что ни говори, сторона. Вот снегопад угомонится, дороги расчистят, и к полудню она сможет тронуться в путь.
– Гм, – рассеянно молвил Крис, поглощенный мыслями о прекрасных огромных глазах Джулии.
Они явились для него приятной неожиданностью: обычно белокурые волосы, как у нее, сочетаются с голубыми глазами. Накануне, в метель, когда она, бездыханная, лежала у него в санях, он не мог рассмотреть, какие они, но только что, внимательно разглядывая Джулию, поразился и восхитился их глубоким темно-коричневым цветом.
– А ведь где-то наверняка ее ждут родные, – продолжала Мейбл, щедрой рукой наваливая на очередную тарелку порцию картофельного пюре для своей гостьи.
– Я тоже так думал. Но в ответ на мой вопрос она сказала, что звонить по телефону некому. – Он на миг задумался. – Проводить отпуск в одиночестве! Где это видано!
Мейбл прекратила греметь кастрюлями и повернулась лицом к Крису.
– Кристофер Крингл! Опомнись! Немедленно опомнись! – возопила она. – Да, да, ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, – с такой же горячностью пояснила она, ибо Крис, явно озадаченный, в недоумении уставился на нее. – У тебя сейчас то самое выражение лица, которое появляется всякий раз, когда ты видишь на обочине дороги раненое животное. Или когда узнаешь, что какой-то школьник на каникулы не едет домой. Эта женщина разбила голову, но к утру она поправится настолько, что спокойно сможет ехать своей дорогой. Ты сделал доброе дело – в буран спас ей жизнь. Но этого достаточно – ты свой долг исполнил, и конец!
Крис, не понимая причины вспышки Мейбл, тем не менее кивнул в знак согласия. Мейбл снова обратилась к подносу с обедом для Джулии, бормоча себе под нос что-то о склонности Криса возиться с ранеными воробьями, но он уже не обращал на нее внимания, вернувшись мыслями к женщине, которая сейчас лежала в комнате наверху.
Когда он увидел ее сидящей на верхней ступеньке лестницы, то почувствовал, что боль, излучаемая ее глазами, не имеет ничего общего с травмой головы. Ему захотелось взять ее на руки и поцелуями осушить слезы, застилающие эти красивые карие глаза.
Он разглядел в них страдание не от черепной, а от сердечной травмы. Уж не Провидение ли предназначило Крису исцелить ее и с этой целью направило стопы Джулии сюда?
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Джулия держит Ливви на руках, и сладкий запах тонких волосиков ребенка приятно щекочет ей ноздри. Нет на земле большего счастья для Джулии, чем вот так держать внезапно погрузившуюся в сон Ливви, когда на время успокаивается присущая ей неуемная энергия.
Джулия любуется длинными ресницами Ливви, которые отбрасывают густые тени на розовые щечки, маленькими струйками вырывающегося из ее губок дыхания. Джулия обожает рыжеватые веснушки, усеивающие вздернутый носик малышки…
Она обожает все, что составляет Ливви, каждую черту в отдельности и все вместе… Ливви!
Кончиком пальца Джулия проводит по щечке малютки, и ее губки даже во сне изгибаются в улыбке. Сердце Джулии переполняется материнской любовью, вытесняя из него все остальные чувства. Она никогда так не любила, никогда не знала такого горячего, всепоглощающего обожания.
Под неотрывным взором Джулии личико ребенка постепенно приобретает мертвенно-бледный оттенок, Ливви становится все легче, вот уже Джулия почти не ощущает веса ее тела.
«Нет!» – отчаянно шепчет Джулия, крепче сжимая детское тельце в своих руках, чтобы удержать покидающую его жизнь, но это так же невозможно, как невозможно остановить устремляющееся ввысь облачко дыма.
Джулия напряженно вглядывается в лицо дочки, вбирая в себя его черты, нежно обнимает ее, чтобы подольше сохранить тепло детского тела, запах ее кожи, все то, что сокрыто в ее душе, но вот уже ничего нет, и Джулия в ужасе кричит.
«Нет! Пожалуйста, нет!» Вопль вырывается из глубин ее сердца и раздирает его. Джулия полностью просыпается.
В руках у нее пусто, ужасное окончание сна затмило удовольствие от его начала. Она свертывается в комочек, наподобие утробного зародыша, прижимает к животу подушку, не зная, чем и как утихомирить боль, неподвластную никакому лекарству Кошмар уже несколько месяцев не посещал Джулию, она вознадеялась даже, что избавилась от него навсегда. Из-за праздников, наверное, рана открылась, боль возобновилась с новой силой.
