Джулия Тиммон - Поединок страстей
Хорошо, что о продукции нашей фабрики я могу рассказывать в любом настроении и состоянии, ибо знаю ее как свои пять пальцев, не то пришлось бы отменять встречу – собраться с мыслями и заставить мозг переключиться с Гарольда и его блондинки на дела у меня не получилось бы. В кабинете, где обитает начальник отдела закупок «Гроссхандель», тишь и умиротворение. За приоткрытым окном чирикают птицы, спокойно гудит компьютер, с фотографий в одинаковых прозрачных рамках на письменном столе улыбаются дети – беззубые и взлохмаченные от игр или бега мальчики и девочки лет пяти, шести, семи. Окидываю их рассеянным взглядом и с удивлением обнаруживаю, что мне, обычно столь любознательной, совершенно безразлично, кем они ему приходятся – детьми, внуками или племянниками.
– Герр Шульц подойдет через пару минут, мисс Уинклер, – сообщает тоненьким голосом, который никак не подходит ее массивной фигуре, секретарша. – Может, кофе? Или чай?
– Нет, спасибо, – отвечаю я, с ужасом сознавая, что желаний во мне вообще нет. За исключением одного: сделать так, чтобы можно было зажмуриться, а открыть глаза в своей комнате, в Ноттингеме. И понять, что история с Гарольдом всего лишь приснившийся кошмар, последствие глупого опасения, которое надо скорее прогнать прочь вместе с впечатлениями от дурного сна. Увы, я не волшебница и претворять в жизнь подобные мечты не в состоянии.
В кабинет входит почти лысый человек с пивным пузцом, лет пятидесяти с хвостиком и более молодой, лет сорока, светло-рыжий и долговязый. Здороваемся, обмениваемся рукопожатиями и улыбочками, которыми непременно нужно друг друга одаривать, если хочешь, чтобы дела шли в гору. Впрочем, сейчас мне ни до чего. А улыбка и все остальное, что я делаю, всего лишь привычка, ставшая с годами моим вторым «я», во всяком случае на работе. Через минуту-другую выясняется, что, как ни удивительно, и Шульц, и его помощник прескверно говорят на английском. Меня так и подмывает схватить свой чемоданчик, из которого я еще не успела достать каталоги и образцы подарочных конфетных наборов, сказать что-нибудь вроде «мне очень жаль» и сбежать отсюда, чтобы снова закрыться в номере и посидеть в полном одиночестве, почти без движения. Но Шульц кричит в приемную:
– Катарина, будь добра, позови Джошуа!
Джошуа, мысленно повторяю я, понимая, что из-за него побег невозможен, и досадливо, но почти незаметно вздыхая. Пока его нет, Шульц задает мне элементарные вопросы о погоде и Берлине и я умудряюсь на них отвечать, хоть и сижу будто в некой капсуле из темного стекла и почти не вижу лиц и практически не слышу голосов.
Джошуа приходит несколько взвинченный и что-то торопливо объясняет начальнику на беглом немецком, наверное то, от сколь важных дел его отрывают. Шульц успокоительно поднимает руку, что-то снова кричит Катарине, указывает Джошуа на стул, и тот, облегченно вздыхая, садится. Впрочем, может, никакой он был не взвинченный – я ни во что не вникаю, ничего не желаю знать и едва взглядываю на этого Джошуа, когда нас друг другу представляют. Лет тридцати пяти, коротко острижен. Больше не замечаю ничего.
Джошуа великолепно говорит на английском. Не обратить на это внимание я не могу даже в своем безграничном горе. Благодаря ему и моим блестящим навыкам приобретать клиентов, заканчивается встреча пробным заказом и надеждой на продолжительное взаимовыгодное сотрудничество. Жму Шульцу и его помощникам руки, в последний раз улыбаюсь и наконец выхожу из кабинета, где, казалось, вот-вот задохнусь, хоть воздух был свежий.
Мечту уединиться в гостиничном номере сменяет желание заглянуть в полупустое кафе и, если получится, взбодриться крепким кофе. Одиночество может довести до крайности, а мне необходимо заставить голову работать, постараться не утонуть в своей беспомощности и ужасе и скорее придумать, как быть дальше.
Кофе приносят довольно быстро, но он – хоть при других обстоятельствах, готова поспорить, мне очень понравился бы – кажется слишком горьким и со странным привкусом. Ставлю чашку перед собой, сделав всего глоток, и смотрю в пустоту. Разум до сих пор будто залит желе, и дельных идей все нет и нет.
– Решили передохнуть? – звучит откуда-то сбоку знакомый голос на прекрасном английском – наверное, этот факт поражает меня больше всего. Поднимаю голову и вижу улыбающегося Джошуа. Я узнаю его по прическе, а всего остального и теперь словно не вижу. – Кого-нибудь ждете?
Невинный вопрос, а в моей душе все вскипает. Кого мне сегодня ждать? Любимый нагло отверг меня, предпочтя ломаке немке.
– Можно присесть? – не дождавшись ответа, спрашивает Джошуа.
– Да, конечно, – с обреченностью в голосе, которую теперь нет нужды скрывать под фальшивыми бизнес-улыбками, произношу я.
– Что-нибудь стряслось? – озабоченно хмуря брови, интересуется мой собеседник.
Медленно качаю головой, глядя мимо него, потом замираю, вспоминаю сегодняшнее утро и киваю.
– Вообще-то да, стряслось. Я потеряла себя.
– Что? – спрашивает Джошуа, как-то очень уж внимательно вглядываясь в мое лицо.
Усмехаюсь.
– Я потеряла себя. Не подскажете, что теперь делать? Может, обратиться в бюро находок? В Берлине такое имеется, вы случайно не в курсе?
Джошуа смеется.
– У вас редкое чувство юмора.
– Вы находите? – с серьезным видом спрашиваю я, снова ощущая острую потребность подурачиться. – А может, это не юмор, а что-нибудь вроде раздвоения личности?
– Когда у человека по-настоящему раздваивается личность, он об этом даже не догадывается, – тоже с каменным лицом, будто речь идет о чем-то торжественном и крайне важном, изрекает Джошуа, но я чувствую по его голосу, что ему тоже захотелось пошутить. В каком-то смысле он начинает мне нравиться и вроде бы кого-то напоминает, хоть я почти не знакома с ним и с удовольствием отделалась бы от него, если бы нашла предлог.
– А если со мной это происходит не впервые и мне известно от других, что я с такими вот странностями? – спрашиваю я. – Если я определила, что у меня очередной приступ, по каким-нибудь признакам?
Джошуа оглядывается по сторонам и с видом заговорщика наклоняет вперед голову.
– Тогда советую вам взять меня в сопровождающие, а то мало ли что из этого выйдет. Раздвоение личности, – произносит он таинственно, будто слова заклинания. – Ух, как интересно! Давно мечтал подружиться с такой девушкой.
Я чувствую: он всего лишь мне подыгрывает и прекрасно понимает, что я говорю не всерьез. Мои губы растягиваются в улыбке, и на душе делается чуточку легче.
– И стать вроде героя из «Черного обелиска», – договаривает Джошуа, откидываясь на спинку стула. – Случайно не читали?
