Дениза Алистер - Личное одолжение
Он наклонился и бережно поднял птенца, не обращая внимания на родителей, которые кружили над его головой, пытаясь защитить свое чадо. Осторожно взяв кроху в ладони, он строго заглянул птичке в глаза.
— В следующий раз тебя может отыскать кошка, которая решит, что ты подходишь для вкусного обеда.
Положив птенца в нагрудный карман рубашки, он полез на дерево. Стоя внизу, Клэр наблюдала за его ловким подъемом. Он был удивительно расчетлив: не наступал на ненадежные ветви, внимательно осматривался, прежде чем переставить ногу или подтянуться повыше. И в то же время он был полон мужественной фации.
Шеннон вернул птенца в гнездо и быстро слез с дерева подальше от разгневанных родителей.
— Ну вот, сегодня мы сделали доброе дело, — пробормотал он, отряхивая руки. Голос его был таким же холодным, как и неподвижное лицо, и все же Клэр снова отступила.
Спасибо, что спасли птенца. Но как такой жесткий человек может быть способен на такой мягкий поступок? В чем ваш секрет, Шеннон?
— Мне надо помыть руки, — резко проговорил он, пытаясь разорвать невидимую связь, возникшую между ними. Ему необходимо взять себя в руки. Нельзя, чтобы Клэр волновала его, — это может помешать ему защитить девушку.
Клэр вдруг почувствовала, что глаза ее наливаются слезами. Она изумленно застыла на месте, а по щекам ее потекли крупные слезы, неожиданные, непонятно откуда взявшиеся. Почему она плачет? Она ни разу не плакала с тех пор, как очнулась! Смущаясь тем, что Шеннон на нее смотрит, Клэр прижала ладони к щекам.
Шеннон подался вперед, но остановил себя. Всей душой его тянуло обнять и успокоить Клэр. Сверкающие на солнце бриллианты слез струились по ее разгоряченным щекам. Ему мучительно больно было видеть плачущую женщину. Когда-то слезы Дженни вот так же раздирали ему душу.
Отвернувшись, он начал искать глазами поливальный шланг. Что угодно, любой предлог, чтобы отойти. Заметив тянувшийся от дома шланг, он резко повернулся и зашагал к крану. Пытаясь смягчить вину за то, что оставил ее, он быстро вымыл руки, вытер их о джинсы и снова вернулся к Клэр. Она по-прежнему стояла у калитки, одинокая и беззащитная.
— Время ужинать, — хрипловато проговорил он. — Я голоден. Вы идете?
Клэр ощущала странную пустоту. Сейчас ей больше обычного нужно было общение. С Шенноном ей трудно, но надо было потерпеть и пройти с ним по саду до дома родителей. Она заставила себя снова взглянуть в его темное смуглое суровое лицо. Как трудно жить с этой немотой! Обычно она считала нужным свободно высказывать свое мнение и не прятаться от проблем, а без голоса быть самой собой стало почти невозможно.
Прежняя Клэр давно бы уже спросила у Шеннона, почему он такой. А теперь она только знаком пригласила его идти за нею.
Пока они шли через сад, Шеннон держался в некотором отдалении от Клэр. Он хотел попросить у нее прощения за то, что отстранился от нее, объяснить, почему держится отчужденно. Но тут же презрительно посмеялся над собою. Клэр его не поймет. Ни одна женщина не способна на это. Следуя за Клэр, он заметил, что она не перестает испуганно озираться, словно ожидая нападения. Ему больно было видеть ее тревогу. Ее губы были напряженно сжаты.
Пока я жив, никто не причинит тебе вреда, мрачно пообещал он и даже замедлил шаги, изумившись охватившему его чувству. Солнце пробивалось сквозь листву сада, отражаясь на траве пятнами света, и от его лучей в волосах Клэр вспыхивали рыжие и золотистые нити.
Шеннон заметил, как благодарно отзывчива Клэр на любовь и заботу матери. Сидя за столом, Шеннон старался не показать, что тронут душевным теплом, наполнявшим весь дом. Ароматы готовящегося ужина напоминали ему о далеком детстве в Ирландии. В жизни Шеннона было мало хороших минут, но все же они были: его мать нежно смотрела на них с Дженни, в плите пекся хлеб…
Клэр вымыла руки над кухонной раковиной и с опаской посмотрела на Шеннона. Он сидел за столом, как черная печальная тень. Она пытается понять его, но, похоже, это невозможно. Ее мать улыбалась гостю в надежде добиться хоть какого-то отзвука, но, кажется, он не расположен к общению с окружающими.
Пока Салли подавала еду на стол, Шеннон старался не замечать сидящую напротив него Клэр. У нее была удивительная способность передавать мысли одним взглядом своих прекрасных глаз.
— Ах, ты сегодня намного лучше выглядишь! — воскликнула Салли, ставя на стол блюда с картофельным пюре, жареной корейкой и салатом из свежих овощей.
Ради матери Клэр заставила себя кивнуть и улыбнуться. Даже просто сидеть напротив Шеннона ей было трудно. Но она любила отца и мать и ради них старалась не обращать внимания на его присутствие и вести себя так, будто они одни в семейном кругу.
Пол улыбнулся, передавая ей блюдо с корейкой.
— Как ты, не возражаешь, чтобы Шеннон тут пожил какое-то время?
Ощутив на себе взгляд гостя, Клэр не решилась поднять голову: он наверняка пронизывает ее своими пристальными глазами хищника. Она посмотрела на отца, и его открытое доброе лицо дало ей силы солгать. Ложь во спасение, успокаивала себя Клэр, улыбаясь и кивая.
Шеннон ел медленно, всеми порами впитывая душевную семейную атмосферу. Ароматы жареного мяса с густой подливкой и запекающихся в плите яблок были лучше всех благовоний мира.
— Уж не знаю, что вы сделали, — обратилась к нему Салли, — но только Клэр выглядит значительно лучше! Правда же, Пол?
Муж поднял глаза от тарелки:
— Ма, ты ведь знаешь, как дочке неприятно, когда мы говорим так, словно ее тут нет.
Салли виновато улыбнулась Клэр, но она лишь удивилась, как это вообще возможно хорошо выглядеть в присутствии Шеннона. Она решила, что матери просто хотелось бы думать, что ей лучше. Со сжавшимся сердцем Клэр в который раз подумала, как тяжело родителям в последние месяцы. Они оба заметно постарели. Огорчало и то, что ее глупая попытка «выйти в мир» столько стоила. К счастью, лечение было оплачено за счет ее страховки. Клэр знала, что родители в случае необходимости продали бы ферму, лишь бы помочь ей справиться с расходами.
— Давайте поговорим о вас, Шеннон, — весело проговорила Салли, переводя на него свой добродушный взгляд.
Шеннон увидел, что Клэр пристально смотрит на него — с любопытством и каким-то затаенным чувством, от которого у него вдруг заколотилось сердце. Ему не хотелось быть невежливым, и, помедлив, он с холодком в голосе признался:
— Обычно, Салли, я ни с кем не откровенничаю.
— Это почему же?
Пол запротестовал:
— Кисонька, человек имеет право на секреты, разве нет?
Салли понимающе усмехнулась.
