Серебряная луна - Крамер Элли
Неожиданно Дотти залилась румянцем.
– Это Ник… Ник Грейсон сказал!
Только сейчас до Мэри дошло, что уже целую неделю она и не вспоминает о Нике Грейсоне. Он и раньше часто бывал в разъездах, в последнее время почти не жил дома, но за эти несколько дней Мэри даже не подумала о нем ни разу…
– Господи, Ник? Ты не поверишь, До, столько дел, я совершенно замоталась. И что он сказал?
Дотти немного успокоилась.
– Ну он ничего наверняка не говорил, но сказал, что может выйти неплохая сделка, хотя ему страшно неудобно, все-таки соседи. Я так поняла, он хочет достать точные планы строительства и предложить людям продать свои дома…
– За бесценок? Не может быть. Ник не мог бы…
– Да в том-то и дело! Он страшно, просто кошмарно переживает. Ведь никакого обмана нет, потому что они все равно потеряют свое жилье, а государство им даст меньше, чем может предложить Ник, ну а ему выгодно, ведь он получает процент от сделки, но все равно получается, что он обманщик, а ты же знаешь, какой он…
Ах, Мэри, какой он у тебя замечательный!
Дотти мечтательно завела глаза к потолку и потому не заметила смятения, отразившегося на лице подруги. Мэри промямлила:
– Да, конечно. Он очень…, порядочный.
– Да! И красивый. И умный. Честное слово, ты очень рискуешь.
– Дотти, ты опять.
– Если бы вы поженились, все было бы иначе.
– Мне некогда.
– Что? Мэри, иногда ты бываешь совсем как Гортензия. Я ее очень уважаю, но она – синий чулок!
– Бабушка Гортензия? Да у нее романов было в молодости…
– Ну и что? Она Ника терпеть не может. А вот этого жуткого бандита – пожалуйста!
Мэри неожиданно рассердилась. Ледяным тоном, удивившим ее саму, она раздельно и четко произнесла:
– Дотти Хоул, не смей уподобляться старым сплетницам! Нельзя оскорблять человека, даже не зная его толком. Что ты можешь знать о Билле?
Дотти заморгала голубыми глазами и сложила губки бантиком.
– Ну, Мэри, какая ты злющая! Это же все знают! Он попал в ужасную историю в Лондоне, что-то, связанное с убийством, потом его выгнали с работы и он вернулся в Грин-Вэлли, а старый Уиллингтон…
– МИСТЕР УИЛЛИНГТОН, Дотти. И не вздумай говорить о дяде Харли плохо. Как тебе не стыдно!
– А я и не говорю ничего. Просто он всегда был немножко…, хулиган! В хорошем смысле!
Мэри не выдержала и расхохоталась. Сердиться на Дотти было невозможно.
Дотти немедленно засияла улыбкой, устроилась на кушетке поудобнее и скрестила руки на пышной груди.
– Я слушаю. Рассказывай мне все. Итак, Билл Уиллингтон не бандит. А кто?
И тут Мэри поняла, что ей совершенно не хочется рассказывать Дотти про Билла Уиллингтона. Совсем.
Да и рассказывать-то, собственно, было нечего. Почти.
На следующий день после посещения дома Харли Уиллингтона Мэри проснулась слегка разбитой и преисполненной решимости творить добрые дела. После скудного завтрака в одиночестве – Гортензия сладко спала, предусмотрительно накрывшись вчерашней газетой, – Мэри с некоторым смятением подумала о том, что никакого четкого плана у нее нет и придется импровизировать. Для начала стоило встретиться с Биллом Уиллингтоном и попытаться наладить отношения.
По дороге на холм она отчаянно трусила, и под действием этого чувства в голове рождались не вполне достойные мысли.
Почему она должна помогать малознакомому, в общем-то, человеку?
Чем она может ему помочь?, Что, если она не сможет ему помочь?
Может, ему и помощь никакая не нужна?
И вообще, это глупо!
В отвратительном настроении она дошла до пышных кустов шиповника и боярышника, которые служили забором владений Уиллингтонов.
Харли был дома, сидел на веранде и чинил какой-то загадочный механизм, состоящий из пружин и дощечек. Мэри предпочитала не задумываться, что это. Легенды о браконьерских подвигах старого Уиллингтона основывались на богатом фактическом материале.
– Привет, дядя Харли.
– Привет, коза. Дай отвертку, она упала, а мне лень вставать, – Пожалуйста. А… Билл дома?
– В саду. Хочешь всыпать ему за вчерашнее?
– Нет. Хочу попробовать еще раз поздороваться.
– Дело хорошее. Он у родника.
– Так я пошла?
– Иди. Будет худо – вызывай кавалерию.
Мэри засмеялась и смело направилась в сад.
Сад Харли отличался от леса, посреди которого он находился, только наличием плодовых деревьев (яблонь) и садовых скамеек (дубовые доски, положенные на дубовые же пни). В остальном это была нормальная лесная чаща, со всеми лесными обитателями. Мэри с восхищением проводила глазами стройную лань, неспешно удалявшуюся от тропинки, поглазела на двух белок, верещавших на ветвях орешника, и перепрыгнула через пыхтящего ежика.
Билл сидел, ссутулившись и опустив голову, возле прозрачного родника, обложенного камнями. Мэри робко кашлянула, и молодой человек поднял голову. Выглядел он ужасно.
Темные круги под глазами, ввалившиеся скулы, темная щетина. При виде Мэри он вскочил на ноги, и она с тревогой отметила, что двигается он бесшумно и упруго. Как хищник.
Как волк.
– Это вы?
– Доброе утро, Билл. Я решила попробовать еще разок.
– В каком смысле?
– Вчера у нас не получилось. Надеюсь, сегодня пойдет лучше. Итак – привет, Билл! Давно не виделись, Я рада встрече.
Билл смотрел на нее во все глаза, смотрел с подозрением и недоверием, ища насмешку в ее словах и улыбке, – и не находил.
Стройная темноволосая девушка с карими глазами улыбалась приветливо и очаровательно, ямочки на щеках делали ее неотразимой.
Она чуть склонила голову набок, и темные локоны коротко стриженых волос упали ей на щеку. Она поправила их небрежным, естественным движением. Ни капли жеманства или кокетства.
Билл упивался ее видом. Он сам не понимал, почему так рад ее приходу. Наконец он опомнился и хриплым от смущения голосом вымолвил:
– Привет, Мэри. Я…, тоже рад встрече. Присядь…, те?
Она рассмеялась – словно льдинки зазвенели в хрустальном бокале с шампанским! Билл сроду не пил шампанского со льдом, как-то не довелось, да и не с кем было, но смех Мэри напоминал именно это, и ничто другое.
– Помнится, мы были на "ты", когда ты топил меня в пруду.
– Ох…
– И когда жвачку запустил мне в косу – тоже.
– Коса. Точно, у вас…, у тебя была коса, длинная и в руку толщиной. Сколько же лет прошло?
– Со времен косы – пятнадцать, а уехал ты отсюда двенадцать лет назад.
Он сделал шаг, чтобы подать ей руку, и тут же ногу прошила острая боль. Не сдержав яростного ругательства, Билл неловко покачнулся и тяжело опустился на скамью. Мэри и глазом не моргнула. Шагнула вперед и села рядом на дубовую скамейку.
– Сильно болит?
– Да…, черт! Извини. Я ругаюсь, как сапожник.
– Ерунда. Слышал бы ты, какими словами поливают своих мужей некоторые роженицы.
Можно посмотреть?
Не дожидаясь ответа, она протянула руку и коснулась его ноги. Сильные тонкие пальцы уверенно и профессионально ощупали колено, пробежали вверх – и Билл в смятении отпрянул. Ощущения были слишком сильными. Слишком возбуждающими.
Девушка виновато взглянула на него.
– Я сделала больно? Извини. Ничего, что я так нахально?
Он смотрел на ее пальцы, красивые, изящные, с коротко подстриженными ногтями, и против воли представлял, как она касается этими пальцами его лица. Кладет прохладную узкую кисть на лоб…, и он засыпает…, наконец-то засыпает!…
– Билл!
– Прости. Я немного не в себе. Ты ведь врач?
– Звучит громко, но… Я фельдшер. До врача мне еще три года ординатуры, но я соскучилась по Гортензии и Грин-Вэлли.
– Странно.
– Почему?
– Обычно из таких городков хотят уехать.
– Ты-то вернулся.
– У меня…, были обстоятельства.
Судорога гнева исказила изможденное лицо Билла. Он вскинул на Мэри серые яростные глаза.
– Впрочем, ты наверняка уже наслышана о них?
Она ответила ему бестрепетным и лучистым шоколадно-карим взглядом.
