Одна ночь и вся жизнь (СИ) - Жилло Анна

Шла по улице – не глядя, бездумно. Сжимала бумажку в кулаке, чуть было снова не выбросила, потом положила в карман.

- Такими телефонами не разбрасываются, - сказала вслух, поймала испуганный взгляд какой-то девчонки и криво ей улыбнулась.

Скинув в прихожей туфли, я вошла в комнату. Положила на кресло сумку с ноутбуком, легла на диван, задрав ноги на спинку. На кухне звонко цокали в раковину капли из крана. Секундная стрелка часов перескакивала с деления на деление с сочным чмоканьем. Получалась странная мелодия из двух нот, о которую вдребезги разбивались мысли.

В последние месяцы на меня напала какая-то то ли тоска, то ли хандра. Причем я даже знала точно, когда это началось.

С того самого момента в июне, когда разрулила проблему между Леной и Кириллом и сдала Дарьялову Минина. Вроде бы ушел страх и напряжение, можно было жить спокойно, однако спокойствие это превратилось в апатию. Ничего не хотелось, ничего не радовало. Когда Ленка спросила, что со мной, отшутилась: мол, тебе хорошо, у тебя регулярный секс. Секс у меня и правда закончился на той поездке за город с Виктором, но дело было не в этом. Ладно, не только в этом. Уж для интима-то я мужчину как-нибудь нашла бы.

Не хотелось…

Мама, когда заехала к ней, отругала и заставила сдать анализы. Все оказалось в порядке. От этого ощущение, что жизнь зашла в тупик, только усилилось.

Еще сравнительно молодая, относительно здоровая, вполне привлекательная, успешная. В чем дело-то? Это вообще было на меня не похоже, моей обычной энергии хватило бы на троих. А тут ее словно высосали.

Кто-то ломился в телефон, но разговаривать ни с кем не хотелось. Включила автоответчик, отложила. Достала из кармана пиджака желтый шарик, расправила.

Позвонить? Или нет?

Ладно, утро вечера мудренее.

Переоделась, слепила из обнаруженного в холодильнике бутерброд, налила бокал вина, включила сентиментальную комедию. Нормальный такой вечерок одинокой скучной тетки. Может, котика завести?

Утро обмануло – оказалось таким же глупым, как и вечер.

В конце концов, что я теряю?

Ну могу, вообще-то, потерять. Всё, например – если Дарьялов Кира элементарно обманул. Закатают в бочку с цементом и выбросят в Неву.

Глупости! Хотел бы он от меня избавиться, давно бы это сделал. Да и с чего я вообще взяла? Не девяностые на дворе, когда убивали за гораздо меньшее. Сейчас стараются убытки вернуть, что и прозвучало: а не хотите ли отработать, мил человек?

Тряхнув раздраженно головой, я набрала номер.

- Приемная Дарьялова, добрый день, - сказал приятный женский голос.

Ясное дело, секретарша. А ты, овца, подумала, что тебе личный номер дали? Может, еще какой-нибудь тайный, для избранных?

- Добрый день. Моя фамилия Касатонова. Могу я поговорить с Петром Евгеньевичем?

- Можно узнать, по какому вопросу?

Хотела бы я сама это знать!

- Передайте, пожалуйста, что его номер мне дал Кирилл Ковалев. Я консультировала Минина.

- Одну минуту.

В трубке заиграла музыка. Еще не поздно было нажать на отбой и притвориться веником.

Нет, уже поздно.

- Алло, вы слушаете? У Петра Евгеньевича сейчас важная встреча. Вы не смогли бы подъехать в офис на Восстания завтра во второй половине дня? Он хотел бы переговорить с вами лично.

- Да, смогу.

- Тогда с двух до семи, в любое время. Бизнес-центр «Восстания, один», второй этаж. Это рядом с метро.

Я, конечно, предпочла бы покончить со всем побыстрее, но, можно подумать, кого-то это интересовало. Да и покончить – вряд ли. Вполне возможно, я еще даже первого шага не сделала. Первого шага – Ира, давай уже это признаем! – из зоны тусклого комфорта. Мне всегда было интересно, почему зоной комфорта называют совершенно дискомфортное, хотя и привычное, состояние.

В телефоне обнаружилось вчерашнее сообщение от Лены: «Ирка, ты как, жива? Позвони, я волнуюсь». И пропущенный звонок от нее же, сегодняшний. Почувствовав себя свиньей, я перезвонила и ломанула в карьер, даже не поздоровавшись, словно отрезая все пути для отступления:

- Мать, я тебе пока ничего не скажу, но если не вернусь, считайте меня коммунистом.

- Чего? – удивилась Ленка. – Откуда не вернешься? Что у тебя вообще творится?

- У меня творилась первая в жизни депра, - признала я очевидное. - А завтра еду… хрен его знает, что это будет. Вроде как собеседование, но… Посмотрим. И не спрашивай ничего.

- Ладно, - она не стала спорить. – Потом расскажешь. Когда мы с Тимом из Болгарии вернемся. Надеюсь, к тому времени все уже определится.

Остаток дня прошел… да никак он не прошел. Провалился в какую-то черную дыру. В настенных часах села батарейка, секундная стрелка уже не чмокала, а мелко дрожала на одном месте. Вот так и у меня внутри все дрожало, покалывая тонкими иголочками. На следующий день с утра, чтобы отвлечься, затеяла уборку, да так увлеклась, что спохватилась только в третьем часу дня – когда уже надо было ехать. А еще ведь душ принять, волосы уложить, накраситься, одежду выбрать. Из метро вышла уже около шести вечера.

В приемной за стойкой сидела молодая женщина в деловом костюме. Поздоровалась, посмотрела вопросительно.

- Моя фамилия Касатонова, - ну, как в холодную воду с головой. – Я звонила вчера.

- Да-да, я помню. Минуту, - она сняла трубку селектора. – Петр Евгеньевич, Касатонова к вам… Проходите. Направо.

Вдохнув поглубже, я вошла в кабинет.

За столом сидел мужчина в ослепительно белой рубашке с расстегнутым воротом. Я знала, что Дарьялову уже полтинник, но выглядел он едва за сорок. От одного взгляда холодных светлых глаз снова заледенело в животе. Глубоко посаженные, разрезанные прищуром – было в них что-то волчье. Да и во все облике: жесткий, уверенный в себе, опасный хищник. Перейти такому дорогу мог только самоубийца. Или такая дура, как Ира.

Оправдывайся теперь: дяденька, простите, я не знала.

- Проходите, Ирина Ивановна, присаживайтесь.

Боже, какой голос! Мягкий, бархатный – а под бархатом сталь. А кстати, я своего имени-отчества по телефону не называла. Хватило фамилии, чтобы выяснить, кто я.

Мутило от страха, но я не могла не признать: было в этой опасности что-то притягательное. Так тянет в пропасть, когда стоишь у обрыва.

5.

Опустившись на стул у приставного столика, я сжала руки под сумкой.

- Кофе?

Кивнула молча. Думала, попросит секретаршу, но Дарьялов достал из шкафчика две чашки, подошел к кофемашине на подоконнике, заправил в нее капсулы. Пока машина фырчала, выплевывая кофе и пену, передо мной оказалась сахарница и коробка конфет.

- Коньячку для храбрости? – с усмешкой предложил он, поставив на стол чашку. – В кофе? Расслабьтесь, я не кусаюсь. Просто хотел посмотреть на вас и поговорить.

- Можно, - кивнула я. Коньячок мне сейчас точно не повредил бы.

Щедро плеснув в чашку – только мою! – «Мартеля», Дарьялов сел не за свой стол, а напротив меня.

- Ирина, снимите уже это, - предложил он.

- Что?! – я как раз сделала глоток, поперхнулась и закашлялась.

- Выражение «знает кошка, чье мясо съела». Дело давнее. Надо идти дальше.

Парадокс, но его ледяные глаза улыбались. И хотя мне было совсем не до смеха, я не смогла спрятать ответную улыбку.

- Справки я о вас, разумеется, навел. Расспрашивать, как именно вы все это провернули с Мининым, нет смысла, потому что совсем не интересно. Интереснее другое. Я передал через Кирилла свое предложение о работе. Вы позвонили и приехали – это нужно понимать как согласие?

Любой разумный человек в такой ситуации должен был с энтузиазмом воскликнуть: «Да-да, конечно, я согласна!». Неразумная Ира откашлялась и бросилась на амбразуру:

- Не совсем. Это нужно понимать как мое желание узнать детали и подробности.