Бренда Хайетт - Коварная уловка
– Из-за моего дядюшки, – вздохнула мисс Милликен, – того самого, что оплачивал мое образование. Он одел меня, как говорится, с головы до ног, когда наступило время первого появления в свете. Далее события развивались не в мою пользу. Заканчиваются балы, приемы – словом, сезон, и он неожиданно изъявляет желание меня удочерить, при живых родителях Это, как сама понимаешь, обострило бы отношения с мамой. Дело в том, что он стыдился своей сестры, моей матери. Однажды она, не посчитавшись с мнением своих близких, оставила семью, решив, что ее судьба – на подмостках сцены. А потом она встретила и полюбила отца. Естественно, ушла из театра, однако семья ей этого никогда не простила. Правда, когда умер дедушка, ее отец, брат – мой щедрый дядюшка – заявил, что позаботится о достойном положении в обществе своей племянницы. С мамой он не разговаривал по-прежнему и даже, писем не писал. Общался только со мной. Однако она и словом не обмолвилась, когда он выделил весьма крупную сумму на мое образование. Папа не мог этого себе позволить, поскольку богачом не был никогда. Ни я, ни мама не имели понятия о тайных намерениях дяди. Детей у него не было, и он задумал, удочерив меня, выдать замуж за человека с положением, что, разумеется, укрепило бы его собственный статус в обществе. Я считаю, что, помимо всего прочего, он надумал таким образом унизить маму, наказать за то, что она позволила себе много лет назад.
Фредерика положила ладонь на руку мисс Милликен.
– О Боже, Милли! Какие испытания выпали на твою долю.
Милли улыбнулась.
– Все это сущие пустяки в сравнении с моим бегством от Чарльза. Почувствовав, что он вот-вот сделает мне предложение, я поняла, что не приму его в связи с обстоятельствами, о которых тебе теперь известно. Я приняла решение более никаких подачек от дяди не принимать и уехала из Лондона к родителям, которые в то время были бедны как никогда. Удалось получить место учительницы в частной школе, где я раньше училась. Остальное ты знаешь. Хочу сказать, я благодарю судьбу, что так получилось. Не вернись я в шкоду, никогда бы не представилось возможности получить место гувернантки в Мейпл-Хилле. – Она ласково потрепала Фредерику по плечу. – Сожалею лишь о том, что гордость помешала перед моим отъездом объясниться с Чарльзом. Мой сердобольный дядя внушил, что высшее общество отвернется от меня, если станет известно, кем была моя матушка. Этого для меня оказалось достаточно, чтобы своими собственными руками отвести счастье всей моей жизни.
Мисс Милликен покачала головой.
– Дорогая, прежде чем принять решение, подумай хорошенько! Гордость и любовь – несовместимые понятия, мой пример тому подтверждение.
Фредерика опустила ресницы.
Права Милли, сто раз права! Об этом она как раз и думала, когда каталась в экипаже час назад, размышляла Фредерика. Только теперь ситуация изменилась: лорд Сибрук ясно дал понять, что более их ничто не связывает. А если он не захочет даже разговаривать? Скорее всего… Сказал же Томасу, что будет ждать письменного уведомления. Значит, даже видеть ее не желает… Скажите пожалуйста!
Решительность, свойственная ее натуре, и на этот раз не подвела: скукоженная под давлением обстоятельств, она как бы расправила плечи. Фредерика чмокнула мисс Милликен в щеку.
– Спасибо тебе, Милли, великое! – сказала она, вставая. – Как всегда, ты дала мне прекрасный совет.
Хочет видеть, не хочет – это его дело. А она сейчас же поедет к нему и потребует объяснений по поводу неожиданного поворота сюжета. Если он скажет, например, что полюбил другую, или хотя бы намекнет, что неравнодушен к мисс Черристоун, тогда она ему и выложит все без утайки. Ну а уж если… если причина кроется в чем-то ином, тогда распростится с ним, потому что на свете нет ничего печальнее неразделенной любви.
Глава восемнадцатая
Едва держась на ногах, Гейвин поднимался по ступеням своего парадного подъезда. Старину Джо отыскать не удалось, хотя он битых два часа утюжил узкие улочки делового квартала. В сотый раз выбранив себя за то, что сразу не догадался спросить, куда извозчик доставил молодую особу с павлином, он тем не менее не отказался от намерения продолжить поиски. Джеффри был тоже задействован. Если до конца дня лакей не наткнется на побитую временем и непогодой темно-синюю пролетку Джо, размышлял он, то утром сам отправится в тот коттедж, где учинит обитателям допрос с пристрастием. Слава Богу, теперь он свободен! Мисс Честертон, помолвка, двенадцать тысяч фунтов – это все в прошлом. Только бы разыскать Черри, и уж тогда ничто и никто не помешает ему бросить сердце к ее ногам!
Дэниел, новый дворецкий, отворив дверь, сказал:
– Милорд, вас дожидается молодая леди. Она приехала одна.
По тону, каким это было сказано, Гейвин понял, что в отличие от предшественника этот – более строгих нравов, фривольности не одобряет.
– Молодая леди? – повторил Гейвин с надеждой в голосе. – Может, это… Она не назвалась?
– Мисс Фредерика Честертон, милорд. Я предложил подождать вас в малой гостиной. Если желаете, могу ей сообщить, что до конца дня вас и ждать нечего…
После забрезжившей было надежды Гейвин совсем пал духом.
– Спасибо, Дэниел! В этом нет необходимости.
Что же, получается, мисс Честертон не оправдала его ожиданий. Похоже, компромисс, который он предложил, ее не устраивает.
– Будет лучше, если я окажу ей внимание, – добавил он после небольшой паузы.
Фредерика подняла голову, когда он вошел в гостиную. А красива, однако! – подумал Гейвин и, подавив возникшее было желание, ощутил на мгновение чувство вины.
Мисс Честертон на этот раз взгляда не отвела. Смотрела ему прямо в глаза, а он опять вспомнил Черри, и сердце пронзила острая боль. Слова, последовавшие за обменом любезностями, лишь усилили ощущение невосполнимой потери, отчего у него душа заныла.
– Лорд Сибрук, брат сообщил мне о вашем желании разорвать помолвку, – сказала она.
Ее голос, хоть и взволнованный, а потому низкий, показался удивительно знакомым. Должно быть, успел привыкнуть к нему накануне, на балу, подумал он, а она добавила:
– Хотелось бы услышать от вас, что послужило причиной неожиданной для меня новости!
Гейвин мгновенно припомнил отговорку, которую достаточно пространно изложил сэру Томасу: мол, руководствовался исключительно соображениями благородства. Впрочем, так оно и есть! Не в состоянии он брякнугь прямо в лоб, что сердце его разбито и всеми помыслами он с Черри… Нет, надо стоять на своем! Иных причин, кроме тех, которые вполне аргументировано изложил ее брату, у него нет.
Секундная нерешительность, по всей видимости, отразилась на его лице. Он и рта не успел открыть, чтобы повторить то, что говорил сэру Томасу, как она заявила:
