Аннемари Шоэнли - Строптивая женщина
— Представь себе, Рози Либхарт снова родила.
Это означало: посмотри, у нее полный дом ребятишек, и она работает. Кто же будет спорить с тем, что многодетная жена фермера загружена по горло!
— Ты же знаешь, муж всегда помогает ей по дому, я это сама видела.
— Я тоже помогаю тебе, — миролюбиво ответил Никлас. Его защитные механизмы работали так же бесперебойно, как молочные железы Рози Либхарт. — Ну ладно… Если твои обязанности так тяготят тебя… Я полагаю, что теперь зарабатываю достаточно…
Марлена непонимающе взглянула на него:
— Что ты имеешь в виду?
— Что ты могла бы оставить работу и сидеть дома.
Каждый день новое крушение иллюзий! Марлена с тоской смотрела на Никласа.
— Ты можешь сама выбирать, что тебе больше подходит.
Никлас казался смущенным:
— Ты же постоянно жалуешься на двойную нагрузку…
— Не было бы никакой двойной нагрузки, если бы другие люди чуть больше нагружали себя.
У него хватило ума промолчать. Эта его дипломатическая уловка была блестяще отработана. Кто ничего не говорит, тот не совершает ошибок и не дает возможности критически оценивать свои слова. Это Марлена придиралась и брюзжала, он же был объективен, сдержан и выдвигал лишь обдуманные деловые предложения или с достоинством молчал.
Итак, она оставила свои придирки и взялась за организацию домашнего хозяйства. Она работала как машина, как когда-то сразу после развода с Бернхардом. По вечерам Марлена осуществляла грандиозную программу: покупки на неделю, стирка, поход с Андреа в бассейн, курсы повышения квалификации, приемы гостей. Утром в субботу — марш-бросок в супермаркет, в чистку, к сапожнику, мяснику и кондитеру. После обеда — работа в саду, а в воскресенье — дежурство у плиты, поскольку Никлас торчал на своем чердаке, ломая голову над личными делами сотрудников концерна, и не намерен был баловать ее спагетти под соусом ригатони. Конечно — конечно! — кое-что он делал. Споласкивал кофейные чашки, например, или выносил мусор. Время от времени.
А что, собственно, будет, если она тоже будет заниматься домашними делами «время от времени»? Но вопросы такого рода были запрещены, они относились к той категории неприличных вопросов, которыми могут задаваться только мещанки и на которые следует реагировать тактичным молчанием.
Но когда она, разозлившись, решила положить конец такой несправедливости, возмущаться, протестовать, спровоцировать его на скандал, то сразу одергивала себя: помни об Андреа, она не должна этого видеть, не должна расти в атмосфере ссор и неурядиц.
Когда приехал отец, чтобы посмотреть, что можно сделать с грибком в подвале, Марлена выбивала ковры в саду. Бруно осмотрел подвал и вышел, засунув руки в карманы брюк.
— Легче снести дом и построить на его месте новый, — вынес он свой приговор.
Марлена тяжело вздохнула и еще сильнее ударила выбивалкой по ковру.
Он секунду с любопытством смотрел на нее.
— Когда ты была замужем за Бернхардом, то, по крайней мере, не жила в доме с грибком.
— Тогда у меня грибок был вот здесь. — Она приложила палец ко лбу.
— А теперь лучше? — Он с сомнением посмотрел на ее грязный фартук.
— У меня все замечательно.
Бруно покачал головой:
— И к этой свободе ты всегда стремилась? Работа, дом, дочка — и ни одной свободной минуты для себя…
— Это только потому, что Никлас сейчас очень занят.
Она улыбнулась, как будто у нее и в самом деле все замечательно.
— Ты останешься на ужин?
— А что у тебя вкусненького? — оживился отец.
— Овощной суп.
— Нет, спасибо. — Он направился к калитке.
— Но это полезно для твоего больного желудка. Скажи, ты хоть ходишь к врачу?
— Мне не нужен врач. Врачи такие же шарлатаны, как и адвокаты.
Марлена посмотрела ему вслед. С тех пор как Тилли оставила его, он как-то сжался, сник, словно его широкие плечи и громкий, грубый голос неразрывно были связаны с женой. Внезапно острая жалость пронзила Марлену, когда она увидела отца стоящим у машины и суетливо выискивающим в карманах ключи.
— Займись собой, — сказала она.
Он уже садился в машину, но вдруг, передумав, вновь подошел к калитке:
— Скажи матери, что она может получить свой развод и оставаться в этой жалкой халупе, чтобы «реализовать себя». Однако пусть учтет, что, оставшись замужем за мной, она будет лучше обеспечена, если со мной что-то случится.
— Я передам ей.
Они посмотрели друг на друга. Марлена ощутила ком в горле. От жалости и сочувствия на глазах появились слезы.
— И почему ты был… так груб с ней?
Теперь он смотрел сквозь нее, как будто где-то за ее головой, в зелени старой вишни, надеялся найти правильный ответ.
— Я просто не умел по-другому.
— Или не хотел.
Он пожал плечами.
Благодаря мощной финансовой подпитке, о которой позаботился банкир Леонард, в издательстве начали реорганизацию. Основали дочернее предприятие, которое занималось исключительно путеводителями по городам и стране, репродукциями и туристскими проспектами. Это предприятие находилось в том же здании и подчинялось общей администрации. Это означало, что расширяются также производственный отдел и отдел сбыта, и Георг Винтерборн должен был окончательно решить вопрос с должностью заведующего подразделением. Поскольку как раз в это время он решил послать Марлену и Давида на специализированную выставку-ярмарку во Франкфурт, это послужило доказательством открытого предпочтения кандидатуры Марлены. Все восприняли эту командировку именно так. Слухи бродили и множились. Неужели женщина победит?
Неудивительно поэтому, что Герд Бехштайн ревниво следил за Марленой, надеясь хоть на какой-нибудь промах с ее стороны, который сразу уменьшил бы ее шансы. Он все еще очень переживал из-за своего морального падения в «Шератоне». Его мучили подозрения: уж не приложила ли Марлена руку к этой игре? Он зашел так далеко, что даже навел справки в ночном клубе, но там никто не захотел или не смог дать ему объяснений. Джаз, в котором, по словам Марлены, ей дали координаты «шлюшки», как он про себя именовал Иоганну, был на гастролях.
Поскольку он никак не находил повода придраться к Марлене, то стал распускать слухи, что она якобы ждет ребенка. Беременная начальница? Как это может быть? Думающая о памперсах и детских молочных смесях? Какой вызов! Пожалуй, это слишком даже для их прогрессивного предприятия, злорадно заявлял Бехштайн.
Георг Винтерборн пригласил Марлену для откровенного разговора. Марлена побагровела от возмущения: она давно уже сказала господину Винтерборну, что не собирается больше иметь детей. Но, даже если бы она и решилась на это, бюджет ее семьи вполне позволяет ей держать домработницу и няню. Выговорив это, Марлена покраснела еще больше — но теперь от собственной бессовестной лжи.
