Нора Робертс - Вечные сны о любви
– Ошибка?
Он смотрел на нее так, как тогда в бухточке у залива. Так, как он смотрел на нее на портрете.
Но ведь пикника в бухточке никогда не было. И портрет был такой же ненастоящий, как и мужчина, который флиртовал с ней в конюшне.
Она должна все время напоминать себе от этом.
Бен положил руки на ее стол, наклонился так, что его глаза оказались на одном уровне с ее глазами.
– В этот уик-энд нам сделали очень необычный подарок, Энни, а мы чуть не отказались от него.
– Ты хочешь сказать, что наваждение и массовая истерия — это то, за что мы должны быть благодарны?
– Ты так думаешь? Энни, мы не страдаем от наваждения и массовой истерии. Уин действительно был там.
Он увидел, как она глянула на подругу, потом в сторону. Ради Энни он понизил голос:
– Шторм, время, которое мы провели вне остального мира, даже портрет — все это реально. Мы вместе испытали это.
Она отодвинулась от стола и встала.
– Я не хочу говорить об этом, Бен.
– Но тебе придется, хочешь ты этого или нет.
Энни уже качала головой, собираясь отвернуться, когда он обошел вокруг стола, загородив ей дорогу.
– Я не знаю, как он сделал это, но Уину удалось вернуться. И он преподнес нам совершенно особенный подарок.
– Страх, ужас ты называешь подарком?
– Но ты же не боялась, когда все это происходило. В тебе не было ни капли страха. Ни во время шторма, ни когда пропало электричество, ни из-за других неудобств. Ты убежала только тогда, когда поняла, что произошло на самом деле. И я не виню тебя за то, что тогда ты испугалась. Я и сам испугался. Но сейчас, когда у меня было время подумать о случившемся, я могу оценить, насколько особенным был подарок Уина.
Энни внимательно слушала его.
– Я не понимаю.
– Ты не понимаешь, что он дал мне? Что он дал нам обоим? Она покачала головой, полная решимости отрицать все.
– Время, Энни. Он подарил нам время. Мы были два трудоголика, которые занимались монотонной работой, никогда не останавливаясь. А теперь, благодаря этому маленькому… шторму, у нас было все время мира, чтобы встретиться, полюбить друг друга, вместе подумать о будущем.
– То есть, ты… думаешь, что все это произошло на самом деле?
Он смотрел на нее сверху вниз, страшась прикоснуться. Если он сделает это, то за себя не отвечает. Все, о чем он мечтал, пока ехал сюда, — это прикоснуться к ней, почувствовать вкус ее губ, ощутить ее в своих объятиях. Он снова жаждал обладать ею.
– Думаю, никто не поверит в то, что с нами случилось. Но ты и я всегда будем знать, что это было. И за это я должен благодарить брата.
Он медленно улыбнулся, и Энни вдруг почувствовала, что ее страхи начинают улетучиваться.
– Уин сказал тебе, что это сюрприз к моему новому дню рождению. Удачный выбор слов. Потому что благодаря его щедрому подарку я родился вновь.
Энни внимательно смотрела на него и наблюдала, как морщинки вокруг глаз Бена разгладились, а на его лице заиграла улыбка, светлая, как солнце.
– Это значит, что ты простил Уина? Он кивнул.
– Никогда не думал, что такое возможно. Боль была слишком глубокой, предательство слишком подлым. Но сейчас я понимаю, что иногда семейные узы бывают слишком прочны, чтобы их разрубить, даже столь жестоким поступком. Не знаю, как ему это удалось, но Уин нашел способ вернуться и все исправить. Я всегда буду благодарен ему, ведь я нашел тебя, Энни. И не хочу тебя потерять. — И теперь он прикоснулся к ней. Просто слегка сжал руками ее плечи. Но этого было достаточно, чтобы поднять в них обоих знакомую волну тепла.
– Энни, я люблю тебя больше, чем мне казалось вообще возможным любить кого-то. — Он глубоко вздохнул, чувствуя потребность передать ей всю глубину своих чувств. — Я уже попросил мать пересмотреть свое решение о продаже «Уайт Пайнс». Я сам хочу купить его, если ты согласишься со мной вместе снова вдохнуть жизнь в этот старый дом. Думаю, большая любовь и упорный труд помогут нам восстановить его былую красу.
– Но моя работа. Мои обязанности. У меня… осталось так много долгов после бабушкиной болезни.
Он улыбнулся своей озорной, опасной улыбкой, которую она уже хорошо знала.
– Энни, я человек небедный. Твои долги — это самое меньшее, что меня беспокоит. Я пока не знаю, как буду выполнять свои обязательства перед штатом сотрудников на двух побережьях. Мне просто придется принять решение. Но я сделаю это. Я должен. Потому что ты — важнее всего в моей жизни. — Он понизил голос. — Вероятно, есть сотни причин, по которым нам не следует с этим торопиться, но только одна очень веская причина, почему все— таки следует. Жизнь так коротка. И мы только что обрели самую невероятную любовь. Почему нам просто не протянуть руки и не удержать ее?
Энни сцепила пальцы.
– О, Бен. Это безумно. Невозможно. Импульсивно. Это так на нас непохоже.
– Я знаю. Но мы можем измениться. Ведь мы любим друг друга.
– Уин говорил, что ты, если попытаешься согнуться, поломаешься.
– Он так говорил?
Энни кивнула. Ее губы медленно растянулись в улыбке.
– Но он был неправ. А ты прав. Я люблю тебя, Бен. Остальное неважно.
Он схватил ее, потом чуть отстранил.
– Это значит — да?
– Да. О, да. Я люблю тебя, Бен Каррингтон. И я хочу прямо сейчас любви, свадьбы, сказки. Жить долго и счастливо.
При этих словах Бен почувствовал, что его сердце снова начало биться. Он с криком подхватил Энни в свои руки и закружил, потом целовал ее, пока они оба не задохнулись.
В это мгновение они услышали звук, похожий на приглушенный мужской смех. Потом Шелли скажет, что это был ветер, но Энни и Бен думали по-другому. Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Потом слились в новом долгом медленном поцелуе, скрепляющем их чувства. И они были убеждены, что некая необузданная душа одобрительно смотрит, как брат, которого он любил, потом предал, обрел наконец счастье, которого так долго ждал, с женщиной своей мечты.
Они поняли, что это был самый изысканный подарок из всех. Любовь. Которой хватит им на всю жизнь. И даже еще больше.
Марианн Уиллман
Город грез
Моим любимым сочинительницам волшебных снов
Норе, Джилл и Рут, Кореи Кац и Дэну.
Пусть сбудутся все ваши самые прекрасные сны
Пролог
Венеция, Италия
Тени наполнили большой зал с декоративными гипсовыми и рисованными медальонами. Девушка нервно оглянулась вокруг, потом поспешила внутрь. Кромка ее золотистого бархатного платья, мягкая кожа зеленых вышитых комнатных туфель тихо шелестели по бело-розовым мраморным плиткам пола. Неподалеку капала вода.
Высокие ставни в дальнем конце зала были закрыты, но полосы угасающего света говорили о том, что сумерки стремительно приближаются. Ощущение срочности подгоняло ее. Она опаздывала.
О Боже милый, только бы не было слишком поздно!
Она задержалась у лестницы, ведущей вниз, на первый этаж, который выходил к каналу. По воде она добралась бы быстрее, но не посмела рискнуть быть замеченной. Девушка вздохнула и неохотно отвернулась. Проходя через небольшой вестибюль, оттянула тяжелый занавес, закрывавший дверь, ведущую в заброшенный двор.
Подняв свои бархатные юбки, чтоб не запачкаться, она беззвучно двигалась по саду, освещенному светом первых звезд. Краешек венецианского кружева зацепился за шершавые кирпичи древнего каменного колодца, и она рывком освободила его.
Достав накидку цвета красного вина из тайника в алькове позади статуи, надежно завязала шнурки своей маски. Она поклялась своей жизнью во что бы то ни стало встретиться с ним. Он уже будет на месте, ожидая ее.
Калитка в дальней стене, которая вела на calle, была заперта, но у нее в кармане лежал ключ. Она посмотрела через замысловатый узор из кованого чугуна, вделанный в толстое дерево, потом проскользнула в узкий проход между домами. Заскрипели петли, и дверь, щелкнув, закрылась позади нее. Теперь путь назад отрезан. На наружной стороне ручки не было, и калитку можно было открыть только из сада.
С обеих сторон возвышались глухие стены зданий из четырех и пяти этажей. По мере того как темнота сгущалась, их нежные персиковые и розовые тона угасали, уступая место тусклым красновато-коричневым и бледно-лиловым оттенкам. Скоро они совсем лишатся цвета и сольются с ночными тенями.
Она прислушалась, чтобы убедиться, что никто не идет за ней. При дневном свете она чувствовала себя здесь в безопасности, представляя, что идет по тайному проходу, ведущему к приключению. В этот же вечер, когда ее дорогу освещали только сгущающиеся сумерки, она трепетала. Путь к свободе мог так легко стать ловушкой.
