Лора Мэрфи - Найди свое счастье
Прошлой ночью она пыталась дозвониться до Теда — сначала через полчаса после его ухода, потом еще и еще раз.
Он не отвечал, хотя знал, без сомнения, что звонит она. Видимо, не пожелал разговаривать с ней.
Чего доброго, он вообще никогда не захочет общаться с ней.
Что же делать? Как исправить все то, что натворила? Как вообще она ухитрилась причинить боль всем, кого любила?
Во-первых, решила она, надо будет позвонить шефу и сказать, что заболела. Это не будет ложью, хотя Тед и дочь воспримут это по-своему, познав на себе ее способность обманывать и изворачиваться. Но у нее действительно болит сердце.
Потом… потом она разберется с Кэт. Заставит ее выслушать себя, поговорит, объяснит ей все, извинится, станет умолять, будет…
О Боже, ну что будет еще?
Пытаясь сдержать слезы, она опять обратилась мыслями к Теду. Что он будет делать теперь? Согласится ли лишь регулярно видеться с Кэт, как это было до сих пор, или потребует большего? На сколько будет забирать ее — на выходные, на каникулы?
А если захочет, чтобы она жила с ним, поскольку был лишен столько лет жизни дочери?
Он хотел, чтобы Кэт узнала правду, теперь дочь все знает. Требовал, чтобы и ее семья не жила в неведении, и она согласилась покаяться. Но где конец этому? Захочет ли он изменить фамилию Кэт? Потребует опеку над ней? Захочет забрать с собой, когда получит новое назначение?
Уж не использует ли он дочь, чтобы наказать мать?
Она медленно встала из-за стола и подошла к настенному телефону. Шеф рано приходил на работу и сразу ответил. Извинившись за невыход, Дорис повесила трубку, запахнула поплотнее халат и с тяжелым сердцем поднялась к дочери и постучала в дверь.
После долгого молчания послышался раздраженный выкрик:
— Уходи!
— Вставай, милая, скоро завтракать. — Она постаралась говорить так, словно ничего не случилось, но голос предательски задрожал. — Нам надо поговорить, моя хорошая.
— Не хочу вставать, не хочу завтракать и разговаривать с тобой. И никогда не захочу!
Дорис прикусила нижнюю губу. Ей хотелось поддразнить дочку, напомнить, что она ни разу не пропустила еду, сказать, что все равно не останется в своей комнате весь день. А ведь сможет. Она достаточно упряма для этого.
— Ладно, — расстроено согласилась она. — Пойду оденусь. Если передумаешь, я буду на кухне.
Одетая в джинсы и майку, она опять сидела за кухонным столом, когда наконец появилась Кэт. Ее непричесанные волосы торчали во все стороны, заплаканное лицо выражало непокорность. Если строптивая выпятит нижнюю губу еще больше, не без горькой иронии подумала Дорис, то не сможет ничего съесть.
— Я собираюсь пойти к миссис Кларк, — мрачно пробурчала дочь, стараясь не встречаться с матерью глазами.
— Нет, дорогуша, сегодня ты побудешь здесь. Я не иду на работу. — Дорис поднялась и подошла к шкафу. — Будешь хлопья?
— Я все равно пойду к миссис Кларк.
— Нет, Кэт, не пойдешь. Я осталась сегодня дома, потому что нам с тобой нужно поговорить. Садись.
Бормоча что-то под нос, Кэт со скрипом отодвинула стул и шлепнулась на него. Поколебавшись, мать присела напротив.
— Я сожалею о вчерашнем, Кэт. Мы не знали, что ты вошла в дом и подслушиваешь.
Дочь сидела нахмурившись, прижав подбородок к груди и болтая ногой.
— Я знаю, что поступила неправильно, солгав тебе, и прошу извинить меня за это, дорогая. Я не должна была так поступать. Надеюсь, что в один прекрасный день ты простишь меня за это.
Может быть, если только не судить по ее поведению сейчас.
— Тед — хороший человек, Кэт. И он будет замечательным отцом.
Наконец дочь соблаговолила взглянуть на мать.
— У меня уже есть отец, — упрямо бросила она. — Мне не нужен еще один.
— Золотце мое… — Дорис тяжело вздохнула, заставляя себя не выдавать волнения. — Твой отец — Тед, доченька. Он твой настоящий папа. Я виновата, допустив, чтобы все эти годы ты считала Грега своим отцом. Это моя ошибка, и мне жаль, что я совершила ее. Это было несправедливо по отношению к тебе, к Теду и всем остальным.
— Теперь ты захочешь, чтобы я называла его папой?
Язвительный тон дочери заставил Дорис досадливо поморщиться и обеспокоено подумать о Теде. Неужели он думает, что может сразу занять место Грега? После той боли, что она причинила ему, сможет ли он перенести новую, но уже со стороны дочери, не желающей признать его?
— Нет, дорогуша, — негромко проговорила мать. — Я надеюсь лишь на то, что ты и дальше будешь проявлять к Теду уважение и дружить с ним. Он-то ни в чем не виноват, Кэтти. Если ты хочешь винить кого-то, сердиться на кого-то, сердись на меня. А с Тедом дружи. Ты уже знаешь, что он хороший друг. Думаю, ты убедишься, что он может быть и очень хорошим отцом.
— Мне придется изменить фамилию?
— Ну, не сразу. Мы решим это позже. Я имею в виду, мы трое.
— Я должна буду часть времени жить с ним?
— Это тоже мы обсудим позже, а вообще — как ты захочешь.
Последний вопрос неумолимой девчонки был расчетливым и коварным. Получив ответ матери, она мстительно пробубнила:
— А это может быть неплохо. Тогда никому из нас не придется видеться с тобой.
Опустив глаза, Дорис замерла, не в силах продолжать разговор. По крайней мере, в желании не видеть ее дочь и отец были заодно. Хорошенькое начало…
Снова громко заскрипев, Кэт отодвинула свой стул и встала.
— Я буду хорошо вести себя с Тедом, — заявила она. — Но не собираюсь называть его папой, не хочу его фамилию и никогда снова не буду любить тебя.
Девочка дошла до двери, потом быстро вернулась, схватила со стола коробку с хлопьями, сунула ее под мышку и была такова. Через мгновение в гостиной заработал телевизор, она включила его слишком громко, чтобы досадить матери.
Но, как бы то ни было, ей удалось переговорить с дочерью. А завтра с утра придется поехать в Флоренсвилл и встретиться по отдельности со своими родителями и с мистером и миссис Тейлор. К вечеру Тед получит то, что хочет.
Эх, если бы сделать это хотя бы в субботу, или даже в предыдущую субботу, или двумя неделями раньше. Она кляла себя, что сама не рассказала ему обо всем, не сделала это по своей воле. Может, он ненавидел бы ее не так сильно, не был бы столь неумолим, не воспринял бы все с такой горечью.
Если бы она была посмелее.
Хоть раз в своей жизни.
Тед сидел за письменным столом, на котором лежала пачка рапортов о здоровье унтер-офицеров. Ему полагалось просмотреть эти заключения и проверить правильность их составления перед передачей первому сержанту, но весь последний час он отрешенно пялился на расплывавшиеся перед глазами строчки. Ему трудно было сосредоточиться на работе, трудно думать о чем-либо, кроме прошедшей ночи. Он уверял себя, что это происходит из-за того, что плохо спал. Полуторачасовая пробежка с тяжелыми мыслями в голове довела его до изнеможения, но не помогла заснуть. До рассвета он метался по квартире, потом крутился без сна в постели, пока не пришло время вставать. Но дело было не в недосыпе.
