Чарльз Вильямсон - Девушка из универмага
Питер ушел и сел завтракать с матерью. Старый Питер велел подать себе стакан горячего молока и передал, что каттар его сегодня в худшем состоянии, чем обычно, и потому он полежит. Это бывало довольно часто, и потому жена его не проявила особенного беспокойства. Она была даже рада остаться наедине с сыном. Отпустив слуг, они повели беседу о мисс Чайльд, при чем Питер рассказал о происшедшем утром в «Руках». Сообщил он и о случайно обнаруженном посещении магазина отцом.
— Это и естественно, что он интересуется «Руками», — заметила мистрисс Рольс. — Я часто удивлялась…
Питер так был переполнен своими радостными переживаниями — сочувствием матери его любви, проектами будущего, что забыл неприятное ощущение, охватившее его при распоряжении отца о молоке. Как будто чей-то голос прошептал: «Это только уловка». А его просьба не беспокоить его днем не означает ли, что у него имеются специальные причины желать получить в свое распоряжение несколько часов.
Но разговор с матерью заглушил этот шепот. Отвечая на ее расспросы относительно Вин, Питер забыл все на свете. Только бой старинных часов, пробивших четыре, напомнил Питеру о его неприятном ощущении и о таинственном шепоте.
Он вряд ли мог бы оценить сам, почему это случилось, если не считать того, что часы эти обладали в его глазах какой-то особой индивидуальностью. Они принадлежали его прабабушке и перешли к его матери. Еще маленьким мальчиком он чувствовал, что это больше, чем просто часы: они являлись старым другом, тикавшим на протяжении многих лет, идущим в такт с биением сердец тех, для кого они отмечали моменты жизни и смерти. Часто он воображал, что своим тактом они дают хорошие советы тем, кто в состоянии их понимать. И теперь, когда часы пробили четыре, Петро показалось, что они сделали это так сухо и решительно, точно хотели обратить на себя внимание, напомнить ему о чем-то важном, что он мог забыть.
И это действительно напомнило ему о таинственном шепоте. Снова, он услышал невнятный голос: «Неужели ты не видишь, что, пока ты с матерью в таком счастливом настроении сидел за завтраком, отец тихонько ускользнул, чтобы устроить полный разрыв между тобой и любимой девушкой».
Питер вскочил. Ему стыдно было подозревать такое предательство, но освободиться от своего подозрения он не мог. Что-то говорило ему, что он не ошибся.
Глава XXV.
Решительное сражение.
Весь день Вин находилась в состоянии удивительной, почти истерической экзальтации. Она неоднократно пыталась расхолаживать себя, но тщетно — необузданная песнь любви и ликования звучала в ее душе.
Изумительные, невероятные картины рисовались перед ее глазами. Она видела Питера, на которого произвели впечатление ее слова, и который теперь старался воспользоваться ее указаниями в интересах двух тысяч служащих «Рук». Она видела себя его женой, помогающей ему создать идеальные условия труда, придумывающей новые системы страхования, пенсионного обеспечения и прочее. Зная, что выносили «Руки» и в чем они нуждались, она могла сделать для них то, что никто со стороны не в состоянии был им дать. При средствах и власти Питера и при желании помочь не было пределов тому, что они оба могли бы сделать…
Когда она пошла завтракать, что-то прогнало радужное очарование. Здравый смысл рассеял мечты. Безобразное воспоминание о пережитой накануне опасности и унижении завладело ее помыслами. Вин почувствовала, что ни одному из ее утренних радужных мечтаний не суждено стать реальностью, хотя она всецело еще надеялась, что ее слова окажут некоторое влияние на дальнейшую жизнь «Рук».
Даже если Питер действительно и искренне хотел жениться на ней (а это казалось невероятным), а его сестра неправильно судила о нем (что тоже почти невероятно), то Эна Рольс и ее отец постараются помешать этому счастью. Было бы противно навязывать себя семье выскочек, презирающей ее и дающей ей чувствовать, что ее не хотят.
Девушку неожиданно поразила мысль, как это она не подумала в ту минуту, когда Питер повернул свою спину, что единственная вещь, какую следовало бы ей сделать, если она уважает себя, это — отказаться от места в «Руках». Будет корректно и благородно исчезнуть, как она исчезла раньше, так, что Питер, когда он снова придет (а он, конечно, придет), узнает, что она совсем ушла.
Эта мысль явилась таким мрачным контрастом прогнанным светлым мечтам, что Вин готова была разрыдаться.
— Смейся, смейся, хотя бы смех твой звучал, как смех гиены! — внушала она себе между половиной четвертого и четырьмя, когда другие девушки думали о веселом времяпрепровождении по окончании работы.
Вин завидовала им. Ей захотелось, чтобы ее могло удовлетворить то, что радовало их. Нет, она этого не хочет! Лучше неудовлетворенность. Она даст ей силу прожить предстоящие годы, которые иначе будут слишком мрачными… Погруженная в эти мысли, она вдруг услышала, что ее вызывают в кабинет мистера Крофта.
До сих пор мисс Чайльд еще ни разу не вызывали в кабинет великого м-ра Крофта, но она знала, где он находится. Она подошла к двери, убеждая себя, что совсем не волнуется. В самом деле, чего ей волноваться, — ведь все равно она намеревалась по собственной инициативе покинуть «Руки».
Чтобы попасть в «святая святых», надо было пройти через комнату, где сидели машинистки и молодой человек с восковым лицом, собирающиеся уже идти домой. Оставалось совсем немного времени до закрытия магазина. Бледнолицый юноша, секретарь м-ра Крофта, подошел к двери в кабинет, открыл ее, сказал что-то, вернулся и объявил, что мисс Чайльд может войти. Он держал дверь открытой для нее, что могло свидетельствовать об особом почтении, или о сочувствии человеку, подлежащему казни. Затем дверь закрылась за девушкой, и она очутилась в чрезвычайно безобразной комнате перед маленьким высохшим человеком, сидевшим за письменным столом м-ра Крофта. Но это был не мистер Крофт. То был сам Питер Рольс-старший.
Вин сразу узнала его и не могла сообразить, для чего он позвал ее. К счастью, он не оставил ее долго в неизвестности.
— Вы мисс Чайльд? — кратко осведомился он, глядя на нее пристальным взглядом, который со стороны молодого был бы оскорбителен.
— Да, сэр, — ответила она низким, мягким голосом, который так полюбил Питер-младший. Даже на Питера-старшего он произвел впечатление, несмотря на его неприязненное предубеждение против нее.
— Знаете, кто я такой? — продолжал он свой допрос.
— Вы — мистер Рольс.
— Почему вы так уверены в этом, а?
— Мне как-то зимою показали вас вечером, когда вы обходили магазин с мистером Крофтом.
