Барбара Картленд - Люби меня вечно
— Эме оказалась права, — тихо ответила мать-настоятельница, — и я помогу месье герцогу, поскольку верю, что в вашей любви вы найдете Бога, раскаявшись в прошлых грехах.
— Клянусь вам в этом!
— Никто из нас не способен на большее! Это усилие, которое много значит.
Мать-настоятельница коснулась креста на груди.
— Когда вы вошли, у меня был только тот план, о котором просила Эме: она остается в монастыре и сегодня же вечером принимает постриг.
— Сегодня! — Слово еле слышно слетело с губ герцога, и он смертельно побледнел.
— Все уже готово для таинства. Но сейчас у меня появился другой план. — Она помолчала. — В Часовне лежит тело нашей усопшей сестры. Она была очень стара, родственников у нее нет. Хоронить ее должны завтра, но я еще не давала распоряжений по этому поводу, тем более — письменных.
Лицо герцога неожиданно посветлело и помолодело, словно кто-то в одну минуту снял с него весь груз прожитых лет.
— Мои книги покажут, что молодая послушница по имени Эме, младенцем оставленная матерью у нашего порога, скончалась неожиданно в результате тяжелой пневмонии, — твердо произнесла настоятельница. — Конечно, грешно обманывать кардинала, но еще хуже, если дитя, сердце которого принадлежит иному миру, примет постриг, даже если она готова на это ради спокойствия близких.
— Как мне благодарить вас? — выговорил герцог дрожащим от волнения голосом.
— Сохраните мою Эме в чистоте, не допустите, чтобы ее запятнали зло и разврат, которые, боюсь, скоро уничтожат прекрасную Францию. А теперь, сын мой, вы должны действовать очень быстро. Уезжайте, и уезжайте немедленно!
С этими словами монахиня вышла из комнаты, а через несколько минут вернулась вместе с Эме. На той был черный плащ, но непокрытые золотые волосы сияли. Казалось, строгую суровую келью внезапно залил солнечный свет.
— Эме! — смог лишь промолвить герцог.
— Монсеньер! — Крик радости, словно птица, взлетел к небесам.
Они стояли, глядя друг на друга, а настоятельнице, наблюдавшей за ними, казалось, что их сердца и души беседуют между собой.
— Вам надо уезжать! — Голос монахини разбился о нечто столь прекрасное, что оба обернулись к ней почти с изумлением, словно их свергли с небесных высот, на которые они поднялись вместе.
— Да, мы едем к побережью! — воскликнул герцог.
Он повернулся было к двери, но Эме остановилась перед настоятельницей.
— Прошу вас, святая мать, благословите нас! — с мольбой произнесла она, протянув к старой монахине маленькие руки. Герцог взял девушку за руку, а потом, почувствовав, чего ждет от него любимая, Мелинкорт опустился на колени и впервые с тех пор, как был еще ребенком, начал молиться, чтобы Бог благословил его любовь. Он не сомневался, что она станет путеводной звездой всей его жизни.
