Evelyn C. - Притяжение. Сборник
Разговор зашел об августейшем семействе, и Лиз не удержалась от хвастовства.
– Несколько дней назад у нас в гостях была сама Доминик де Бург, – значительно произнесла она и выжидающе посмотрела на Мелиссу, ожидая ее реакции, должной, по мнению Лиз, быть определенно восторженной.
Но Мелисса вдруг стала серьезной. Улыбка исчезла с ее миловидного лица, заостряя и так тонкие черты. Она выпрямилась, опустила вилку на тарелку и сказала:
– Это очень опасный человек, Лиз! Я бы никому не посоветовала с ней связываться.
– Вы знакомы? – спросила Энн, чувствуя, что вопрос «опасности» Доминик де Бург волнует ее больше, чем следует.
– Ближе, чем мне бы хотелось, – ответила Мелисса, остановив на Энн свой взгляд, в котором смешалась теплота и горечь.
Энн опустила голову.
– Мы знаем друг друга с детства. Мой отец работал на семью де Бургов. Но когда он умер, то Доминик приложила все усилия, чтобы отнять у меня оставленный мне отцом в наследство бизнес на том основании, что дело принадлежит ее семье.
За столом повисло молчание.
– Адвокаты и судебные разбирательства дорого мне обошлись, но я отвоевала свое право на то, что принадлежало мне, а не ей.
Мелисса напряженно улыбнулась и продолжила другим тоном:
– Давайте не будем о грустном. К счастью, все сложилось самым благоприятным образом.
* * *
Джейн и Энн стояли около серебристого кабриолета, ожидая, пока Джереми уложит их дорожные сумки в багажник. За рулем была Доминик. Она приветствовала сестер едва уловимым прикосновением к белоснежному козырьку кепки в морском стиле, в которую были собраны ее волосы. Кепка набухла от их тяжести. Ветер ласково тревожил короткие нежные волоски на ее затылке. На глазах Доминик красовались солнцезащитные очки. Энн старалась не смотреть на нее. Ей совершенно не хотелось портить себе прекрасное настроение мыслями о бессердечности этой женщины. Этой не в меру надменной и не в меру красивой женщины.
Джереми предложил Энн переднее сиденье рядом с водителем. Энн не стала отказываться. Ради Джейн она готова была выдержать столь близкое общество Доминик в течение полутора часов, которые занимала дорога до Гилфорда, где обосновалось семейство Киссингеров.
Когда они отъехали от дома, Энн заметила в боковое зеркало, как за ними тронулся черный седан. Она узнала в нем тот автомобиль, на котором Джереми и Доминик приезжали в прошлый раз. Скорее всего, это был телохранитель Доминик.
– Опасаетесь мести? – не удержалась Энн от колкого вопроса.
Доминик повернулась к ней. Очки мешали Энн видеть выражение ее глаз, но девушка и без того могла представить их холодный блеск.
– Чьей? – спросила Доминик.
– Обиженных Вами!
– Вы даже знаете их имена?
– Мелисса Милн, например!
Энн не знала, зачем она завела этот разговор. Ей совсем не хотелось выступать в роли обвинителя. Но что-либо менять было уже поздно.
– Мелисса Милн, – повторила Доминик, глядя на дорогу.
Тон ее голоса заставил Энн похолодеть. Она видела, как сжались челюсти Доминик, приковывая взгляд к отточенной линии подбородка.
* * *
Доминик очнулась от звуков чьего-то ласкового голоса. Она поняла, что заснула в библиотеке дома Киссингеров. Часы говорили, что шел второй час ночи. Доминик прислушалась и решила, что голос принадлежал Энн. Она осторожно поднялась и выглянула из-за стеллажа с книгами, скрывавшего ее присутствие. Так и есть. Энн сидела в рабочей зоне библиотеки c ноутбуком на коленях в кресле в три четверти оборота, почти спиной к Доминик. Справа над плечом Энн горела лампочка для чтения, освещавшая больше девушку, чем экран. Доминик вспомнила, как Энн спрашивала сегодня Джереми, есть ли в доме wi-fi и можно ли ей будет воспользоваться библиотекой ночью. Тогда женщина не отнеслась серьезно к этим словам и подумала, что Энн шутит. Сейчас же Доминик с удивлением взирала на девушку, уютно подобравшую под себя ноги и с кем-то разговаривающую, видимо, по скайпу.
Энн смеялась, стараясь, чтобы смех ее звучал как можно тише, дабы не потревожить никого в доме. В открытом ноутбуке виднелось личико маленького ребенка не старше трех лет. Он тоже смеялся, закрывал лицо ладошками, потом отбрасывал ладони в стороны и опять заливался веселым счастливым смехом. Доминик заметила, что Энн делала то же самое, только движения ее были более мягкими.
Потом на экране появилась девочка лет четырнадцати вместе с молодой женщиной. Доминик понимала, что этот разговор не предназначен для посторонних, и все же не могла сдвинуться с места. С одной стороны, ей не хотелось отвлекать или пугать Энн, с другой стороны, она не могла пройти к дверям незамеченной. И к тому же ей было интересно, о чем и с кем Энн может разговаривать в два часа ночи.
– Оставляю на тебя детей, а я пока пойду приготовлю завтрак, – сказала женщина в ноутбуке и исчезла из поля зрения.
– Привет, малыш! – ласково произнесла Энн, обращаясь к старшей девочке. – Что случилось?
– У меня послезавтра доклад по истории, а я не хочу его делать, и папа ругается, – выпалила девочка, надув губы.
Потом она обратила на Энн взгляд полный слез. Даже Доминик, находясь в паре метров от ноутбука, смогла почувствовать все негодование ребенка, которое та не знала, как выразить.
– Ммм, – с понимаем протянула Энн.
– Это плоды твоего воспитания, вот теперь и разбирайся! – раздался с заднего фона женский голос.
Доминик решила, что это была та женщина, которая ушла готовить завтрак.
– Какая тема? – спросила Энн.
– Столетняя война!
– Скучно?
– Никому не интересны эти этапы и сражения!
– Тебе не интересно, малыш!
– Да, мне не интересно! – призналась девочка, еще больше насупившись.
– Как ты думаешь, сингапурские учителя что-нибудь смыслят в английской истории? – спросила Энн.
– Не знаю, скорее всего да.
– Тогда они будут приятно удивлены.
– Я не буду делать этот доклад! – возмутился ребенок по большей части тем, что не получил поддержку, на которую так рассчитывал.
– Этот не будешь, – согласилась Энн. – Мы сделаем с тобой другой доклад. Перепишем историю. Придумаем собственную версию, которая бы тебя увлекла, что скажешь?
Девочка внимательно посмотрела на Энн, и в глазах ее появилось понимание.
– Совсем-совсем другую?
– Совершенно другую, – подтвердила Энн. – Только ты должна быть готова получить не самую лучшую оценку, если все же найдется кто-то разбирающийся в Столетней войне.