Аннемари Шоэнли - Строптивая женщина
— Бехштайн во время своего доклада в исключительно женской аудитории должен будет все время чувствовать на себе критические взгляды, оценивающие его телосложение, чтобы выяснить, не вызвано ли его стремление к профессиональному росту какими-нибудь специфическими мужскими недостатками. И выслушать всякие мерзкие замечания, типа «Конечно, с такой задницей у парня нет никаких шансов» или «У него там наверняка ничего и в микроскоп не разглядишь».
Вдохновленные такой многообещающей картиной будущего, женщины со смехом открыли третью бутылку шампанского.
Когда Марлена вернулась домой, на полу в гостиной, рядом с телевизором, лежал противень с остатками пиццы. Рядом валялась пустая пластиковая бутылка из-под лимонада. Морская свинка Тони шуршала под софой. Марлена была слишком разбитой, чтобы что-то делать. Она разделась, приняла душ и легла. Никлас спал рядом с открытым ртом.
— Эй, — прошептала Марлена все еще под впечатлением портрета «работающего домохозяина», — ты приготовишь утром завтрак?
Никлас что-то буркнул и повернулся к ней спиной.
— Яйцо всмятку не помешало бы.
Никлас опять что-то пробурчал.
— Да и мою обувь неплохо было бы…
Никлас захрапел.
Марлена вздохнула и подумала о Тони, которая сидела под софой и грызла ковер. Она думала о куче неглаженого белья, о пустой кладовке, о совершенно запущенном саде. Храп Никласа, заливистый и вибрирующий, достиг высших степеней виртуозности, наглядно демонстрируя ей всю тщетность былой романтики. Выпитое шампанское настроило ее на сентиментальный лад, и она, изнемогая от жалости к себе, горько вздохнула и вдруг разрыдалась. Итак, для женщин нет никакого выхода? Или она снова не за того вышла замуж?
— Яйца всмятку! — сердито сказала она и пнула Никласа ногой, однако тот даже не проснулся.
Незаметно для себя Марлена задремала и увидела во сне бушующие волны, черные как чернила. Надувная лодка плывет по этому чернильному морю с резиновыми берегами. Лодка наконец подплывает к берегу, но там обрыв, она обрушивается вниз и вновь оказывается в черной воде. Лодка крутится на месте, попадает в водоворот — и так целую вечность, снова и снова.
Марлена проснулась под утро вся в холодном поту.
И вот в таком настроении, с тяжелой головой сидела она в конференц-зале. Овальный массивный стол, за окном — серое, затянутое облаками небо, на его фоне — фасады домов, телевизионные антенны, дым над крышами. Георг Винтерборн представил всем солидного банкира: Вальтер Леонард. Он был маленький, худой, с седым, тщательно уложенным венчиком волос. Он любезно всем улыбался, а с Марленой был подчеркнуто вежлив.
Питер Рот стоял у проектора. Секретарша принесла кофе, и Марлена вспомнила тот день, когда она сидела в кабинете Георга Винтерборна и просила взять ее на работу секретаршей на приеме. Когда же это было? Почти семь лет назад?
Потом — обход всех подразделений, коктейль в кабинете Питера Рота. Даже Георг выпил, хотя не выносил алкоголь. Потом голос Андреа в телефонной трубке. Она, рыдая, говорила: «Тони в кушетке, она застряла в пружинах, не может выбраться, она задохнется, мамочка, приезжай прямо сейчас!» Но она не может, никак не может. Она позвонила на работу Никласу, но у того нет времени: он ждет звонка от доктора Ленера, или от президента химического концерна, или от бундесканцлера. Все равно.
— Андреа и сама сможет… — говорил он, а Марлена с раздражением думала: «Ах ты, засранец!»
Потом такси, поджидавшие их во внутреннем дворе, лица сотрудников в окнах, ужин в «Вальтерштубене»… Господи, если бы мама сейчас меня видела! И как хорошо, что она все-таки надела этот черный костюм, она в нем такая серьезная. Это Никлас выискал его, может, он все-таки не засранец. Но сердца у него нет, иначе он все же приехал бы домой и утешил Андреа. Марлена с трудом удерживала улыбку на лице, и, когда подали свиное филе, она снова подумала о морской свинке Тони, которая застряла в пружинах дивана. Она пошла к телефону и позвонила Андреа. Та как раз сооружала гробик для Тони.
В ночном клубе много народу, в баре — мужчины. И множество прекрасных женщин, одних или со спутниками. Одна из них очень красивая и очень одинокая — Иоганна.
Когда Марлена заметила Иоганну, сидящую на высоком табурете у стойки, в платье, от которого захватывало дух, у нее бешено заколотилось сердце. Что она здесь делает? Неужели попала сюда случайно? Их глаза встретились, однако лицо Иоганны осталось неподвижным, ее взгляд переместился на очки в роговой оправе и голливудскую улыбку Бехштайна. Она улыбнулась ему, и он застыл как вкопанный. А Иоганна снова вернулась к своему аперитиву. Аперитив перед главным блюдом. Но каким?
Марлена, как в трансе, следила за беседой. Она заметила, как Бехштайн занервничал и то и дело взволнованно поглядывал на стойку. Марлене казалось, что она кожей ощущает то воздействие, которое оказывала на него Иоганна.
Марлена танцевала с Георгом Винтерборном. Питер Рот беседовал с Вальтером Леонардом. Бехштайн решительно подошел к Иоганне и пригласил ее на танец.
— Ну и ну, этого я от него не ожидал, от нашего безупречного Бехштайна, — заметил Георг Винтерборн.
— Может быть, он не такой уж безупречный?
Георг рассмеялся:
— Не слишком ли вы строги к нему? В конце концов, он всего лишь танцует с этой дамой.
Если бы ты знал Иоганну…
— Пойдемте… После всего этого шампанского хочется выпить старого доброго шнапса. — Винтерборн пошел к бару, Марлена последовала за ним. Ей тоже хотелось шнапса, по пятнадцать марок за рюмку. Потому что на другом конце стойки смеялась Иоганна с Бехштайном. Она уже доверчиво положила руку на его плечо, ее ярко накрашенные губы призывно блестели, казалось, все лицо занимали эти сочные, яркие губы, которые лишали рассудка и не таких растяп, как Бехштайн.
— Вы давно знакомы с господином Леонардом? — спросила Марлена, чтобы отвлечься от впечатляющего зрелища.
— Он был другом моей жены.
— И каковы наши шансы?
— Неплохие. Хотя, конечно, это зависит не от одного господина Леонарда.
— А сколько ему лет? Шестьдесят пять? Семьдесят?
Георг пожал плечами.
Марлена выпила второй шнапс; потому что теперь Иоганна водрузила свою вторую руку на второе плечо Бехштайна.
— Он совсем не похож на банкира. Скорее на добропорядочного дедушку. Почему он не живет спокойно и не наслаждается жизнью?
— Он наслаждается ею.
— Занимаясь концентрацией и слиянием фирм? Перекладывая миллионы с одного стола на другой?
