Дорис Смит - Песня, зовущая домой
Адам неверно истолковал выражением моего лица. Сегодня в нем было что-то иное, что-то такое, чего я раньше никогда не замечала: робость.
— Конечно, вы меня вышвырнете отсюда и будете правы, но прежде чем вы это сделаете, я хочу, чтобы вы знали, что я и Магда… — Он помолчал, ища слова. — Между нами нет ничего, кроме дружбы. Она выручила меня из безвыходного положения… Так же, как сделали бы вы, будь вы здоровы.
Сделала бы я? Этого я не знала и была благодарна за то, что теперь знать и не требовалось.
— Адам, — мягко сказала я, — прежде, чем вы скажете что-то еще. Конечно, вы не знаете. — Мы никому не сообщали, кроме членов семьи, Чтобы пресса что-то не пронюхала. — Но мы с Колином поженимся, как только он вернется из Германии.
Этого даже мама еще не знала. Мы понеслись к священнику в среду вечером, после того, как я поговорила с мисс Кроуфорд насчет увольнения в середине семестра, и только-только успели договориться на одиннадцатое ноября, понедельник. Очень скромное бракосочетание, и в Глазго. «Вы уверены, что именно этого хотите? — спросил Колин. — Мне все кажется, что все преимущества на моей стороне» Его родители на следующий день после бракосочетания возвращались в Ланарк, а я собиралась до него посвятить часть своего свободного времени предварительному изучению проблемы центрального отопления. Но сознаться в этом было бы не совсем романтично.
Адам теперь повторил мои слова.
— Из Германии? И когда же это? — Странно, что он сделал упор на менее важном из двух заявлений, но ведь я и сама так делала в минуты растерянности.
— Через две недели.
Теперь он уловил и все остальное и снова выглядел совсем не таким самоуверенным и саркастичным, как всегда.
— Так что, оказывается, он вам не безразличен?
— Да, и очень даже, — сказала я. Телевизионные новости, повторяла я себе, ничего не меняли. Колин оставался таким же, каким был в то воскресенье, когда я уткнулась лицом в его плечо, потому что мое сердце разрывалось от любви к нему.
Наступило молчание, показавшееся мне очень долгим. Его нарушил Адам.
— Вы знаете, насчет молнии говорят совсем неверно. Она ударяет дважды в одно и то же место. — Я вопросительно взглянула на него. — Колин. — Он коротко рассмеялся. — Это уже второй раз он нашел жену благодаря мне.
То, как он сказал это, без жара и без упрека, только сделало удар еще сильнее, фактически таким сильным, что я непроизвольно вскрикнула. Он мельком взглянул на меня.
— Вы не знали, что Энн и я…
— Я не сообразила, — потрясенно сказала я. А должна бы. Все улики были налицо. Адам никогда не говорил мне имя девушки, которую любил, но Колин упомянул, что он познакомился со своей женой в хоре у Адама, упомянул мимоходом без малейшего чувства вины.
Я так переживала за эту незнакомую молодую женщину, замужем не за тем человеком, видевшую, что надоела ему, как только ее здоровье стало слабеть. Он казался таким бессердечным плейбоем, и узнать, что это был Колин — Колин, с таким открытым лицом, таким честным лбом, такими добрыми глазами! Я могла бы догадаться и по другим признаком: нежность Адама к Руфи, фотография Энн в его студии, его отношения с Колином, чересчур напряженные, будь их причиной просто разница в музыкальных вкусах.
— Пропади оно пропадом, не стоило мне вам этого говорить, — покаянным тоном сказал Адам. — Только все равно раньше или позже вы бы об этом услышали. — Он взял меня за руку. — Вам-то не о чем беспокоиться, Деб. Вы очень разнитесь от Энн и вряд ли сделаете те ошибки, что сделала она.
— Ошибки? — резко отозвалась я. Наверняка Адам не мог сказать такое о девушке, которой он так долго поклонялся.
Как будто прочитав мои мысли, он покраснел.
— Наверное, я в первый раз это признал. Видя, что с ней происходит, я почти забыл обо всем остальном. Например, в тот вечер, когда мы с вами пошли на концерт, я почти готов был сойти с ума. Вынужден был на следующий день уехать из Лондона. Если бы я встретил Колина, Бог знает что могло случиться. Даже этим летом встречи с ним требовали всей моей выдержки. — Я сочувственно кивнула. Конечно же, я это ощущала. — Однако что правда, то правда, — продолжал он, — не только он был во всем виноват. Родители Энн умерли, ее воспитала тетя, которая ее от всего оберегала. Когда они поженились, ей было восемнадцать, и она выглядела совсем как Руфь. — Его лицо смягчилось. — Вся беда в том, что она была слишком преданной поклонницей.
— Поклонницей? — снова повторила я. — Но Колин говорил, что и ей, и вам не нравилось, что он занялся популярной музыкой.
— О, конечно. — Адам выглядел раздраженным и озабоченным, и я пожалела, что прервала его. Конечно же, это излияние чувств не просто ему далось. — Нам не нравилось. Я имел в виду больше личное поклонение. — Он плавно продолжил: — Я думаю, что вы помогли мне это сознать, Деб — вы, такая разумная и уравновешенная. Вы показали мне, в чем Энн была неправа. Человек в положении Колина становится пресыщен женским преклонением. Как только он от него избавляется, то меньше всего хочет снова встретиться с этим, не успев переступить порог своего дома. Боюсь, что Энн не могла довольствоваться малым, даря и принимая любовь.
— Но, Адам, ведь он конечно же любил ее, — неубедительным тоном сказала я. — Он… он мне это говорил.
— Да, наверное — по-своему. — Он сказал это спокойно. — А ваша любовь, Деб, очень земная и дающая каждому из вас возможность дышать. — Он вздохнул. — Я почти ненавижу себя, рассказывая вам все это. Все равно как предать что-то, чем я жил десять лет.
— О Адам, — потрясенно сказала я.
— Ну, не стоит беспокоиться. Лучше туда, чем сюда, как говорится. — Своими серыми глазами он уставился в мои. — Поздравьте Колина за меня и передайте ему, что ему здорово повезло. Что касается вас, уравновешенная девушка, то и лучшие пожелания тут недостаточно хороши. — Он притянул меня к себе и поцеловал братским поцелуем. — Спасибо за все. Я никогда не забуду это лето и все, что вы для меня сделали.
— О Адам. — Снова я только это и сумела сказать. Совершенно неожиданно он оказался великодушным и способным к самоотречению. И все это он пережил ради меня.
Я не могла пригласить его на церемонию. Мы решили, что посторонних не будет. Поскольку Колин в тот же вечер снова уезжал, церемония должна была быть короткой и скромной. Однако я настаивала, чтобы он заглянул к нам, если окажется недалеко от Глазго, и он обещал.
Ирония заключалась в том, что он добился эффекта, на который меньше всего рассчитывал: у меня испарилась вся оставшаяся уверенность в себе. Будущее казалось достаточно сложным, когда я смотрела новости; теперь оно казалось вдвойне сложнее и вдвойне туманнее. В этот вечера я была не в силах обсуждать его, поэтому отправилась спать, не сказав маме об изменении срока бракосочетания.
