Нора Лаймфорд - Мелодия для любимой
— Так расскажи, как ты живешь, кроме того, что играешь на флейте для старика Эндрюса в Вустерском симфоническом?
Джесси присела в кресло, соображая, как реагировать на сарказм, прозвучавший, как ей показалось, в голосе Эдди.
— Наш симфонический, конечно, не твой Детройтский, но тоже кое-чего стоит. — Гость немного смутился, а она продолжила: — Я в основном преподаю. В средней школе и колледже.
— Вот как? В колледже? Значит, ты получила степень?
— Да, по музыковедению.
— Молодчина. — Расхаживая по комнате, Эдди подошел к полке с книгами. — Хотя, что удивительного? Ты всегда прилежно училась. — И опять ей послышался намек на насмешку, однако она в ответ промолчала.
Гость пересек комнату, заглянул в пустой камин, направился к углу, где стоял музыкальный центр.
— Присядь, — попросила Джесси. — От твоего хождения я нервничаю.
— О, извини. — Но, прежде чем сесть, Эдди нажал кнопку стереосистемы, и в динамике зазвучал легкий рок. — Я слышал, Эндрюс уходит на пенсию после рождественского концерта? — Он сел в кресло напротив нее, положил локти на колени и стал постукивать кончиками пальцев друг о друга.
— В общем… Да. У него с сердцем неважно, с прошлого лета участились приступы.
— Жаль. Трудно будет найти ему замену.
— Да. — У Джесси мелькнула мысль, не сказать ли ему, что надеется получиться это место? Но тут она вспомнила намерение не допускать его в свою жизнь. К тому же он вряд ли поймет ее стремление, а главное профессиональную способность занять дирижерский пост. — Ну как? Тебе здесь нравится?
— Для кооператива — ничего. Вполне солидно. Чувствуется прочность. Хорошо, что ты привезла сюда столько мебели из старого дома!
Джесси удивленно вскинула голову:
— Ты помнишь ее?
— Конечно.
Тронутая таким ответом, девушка едва не предложила Эдди осмотреть весь дом, но вспомнила о своем кабинете — бывшей комнате матери. Там висела афиша с портретом ее любимого дирижера — женщины, и были разбросаны записи, относящиеся к предстоящему весной концерту, где, даст Бог, Джесси предстанет за дирижерским пультом. И дело вовсе не в смущении, которое она сейчас испытывала. Просто не желала, чтобы Эдди понял ее амбициозные намерения стать во главе оркестра и начал задавать ехидные вопросы.
— Судя по запаху, кофе уже готов.
Это являлось хорошим предлогом сбегать на кухню. Но и тут, пока Джесси готовила поднос, беспокойство не отпускало девушку. Ну с какой стати Эдди вернулся в Вустер? Почему я не прогуляла сегодня репетицию? И зачем пригласила его к себе?.. Возникало ощущение, будто она сама подожгла бикфордов шнур и теперь ждет, когда все взорвется.
Вернувшись в гостиную, Джесси поставила серебряный поднос на кофейный столик. В ее отсутствие гость переключился на другую музыкальную волну, но по-прежнему расхаживал по комнате.
— Ты все еще кладешь один кусочек сахара? — спросила она.
— Нет, мне без сахара. А кто это?
Эдди держал маленькую фотографию в рамке. От неожиданности Джесси уронила ложечку.
— Его зовут Евгений Горошко. Он потомок эмигрантов, приехавших в Штаты в двадцатые годы.
Эдди усмехнулся:
— Гений?
— Ев-ге-ний, — произнесла она по слогам. — Или Женя. Тоже преподает в здешнем колледже.
— Похоже, твой очередной ухажер?
— Разве когда-нибудь у меня были, как ты выражаешься, очередные ухажеры?
— А как же? Ты уже в десять лет начала подыскивать подходящую партию. Так это мистер Суженый?
— Пожалуй. В нем есть все, что привлекает в настоящем мужчине. — Джесси попыталась дерзко улыбнуться.
— Гм, я и не подозревал, что тебе может понравиться профессор в твиде.
— Почему бы и нет? У нас много общего: работа, знакомые, взгляды на традиционные семейные ценности и другие важные в жизни вещи… Мы оба любим, например, тихие вечера дома.
— А сколько ему лет?
— Только тридцать два. Борода его старит.
Эдди поставил фото на кофейный столик и присел на софу.
— Какой предмет он преподает? Русский язык и литературу.
— В самом деле? Значит, он из русских выходцев! Должно быть, интересный парень.
— Да. — Джесси искала способ отвлечь Эдди от расспросов, касающихся ее лично, поэтому напрямик спросила: — А ты встречаешься с кем-нибудь?
Он улыбнулся.
— Ее зовут Рут Альфан. Мы познакомились год назад в Толидо, где ее снимали для обложки «Вечернего клуба».
— Так она фотомодель?
— Да.
Могла бы и догадаться, усмехнулась про себя Джесси, красотки как раз в его духе. Но вот чего она не ожидала, так это боли, которую вдруг испытала.
— У вас это серьезно?
Ответил Эдди не сразу:
— Может быть.
— Вот как? — Эдди Палмер никогда не относился серьезно к кому бы то ни было. — Как же вы общаетесь с Рут? Как фотомодель она должна бы жить в Нью-Йорке?
— Работает там, но отдыхать часто приезжает к родителям в Толидо.
— О, я знаю, какое это чудесное место на озере Эри, — притворно восхитилась девушка, а про себя подумала: вот причина, по которой он захотел получить место в Детройтском симфоническом! Чтобы быть ближе к Рут… — Хочешь клюквенного пирога? — Дрожащей рукой она протянула тарелку. — Его пекла моя сестра.
— Спасибо, нет. А как поживает Пег?
— Отлично. Поверишь, она ждет уже первого внука.
— Вот как? Хотя, что я удивляюсь! Она же на девятнадцать лет старше тебя… А где она живет?
— В Буффало.
— Это нехорошо, — покачал головой Эдди.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, я надеялся, после смерти матери сестричка не оставит тебя одну.
— Ну я не совсем одна. Хоть Пег и живет и не близко, мы часто навещаем друг друга. У меня есть мои студенты, наш симфонический оркестр, где полно друзей, Евгений — так что скучать мне не дают. — Необъяснимо взволнованная, Джесси взяла фотографию и вернула ее на место.
Они затронули почти все темы, о которых говорят люди после долгой разлуки: дом, работа, дела на любовном фронте. Пора бы ему и уходить. Чего он сидит? И почему хмурится, даже когда улыбается?
— Ну, мне пора в путь.
Он словно услышал ее мысли. А ведь и правда было время, когда они, юные и глупые, верили, что могут читать мысли друг друга. Наверное, и сейчас могут, но далеко не все, слава Богу.
Наступила неловкая пауза. Джесси охватило неясное беспокойство.
— Знаешь, я внимательно изучил твои полки. Неужели хранишь любительские фильмы о школе и первых восемнадцати годах нашей жизни? Невероятно!
— А что такого? Я все сохраняю, даже кадры, которые на восьмимиллиметровке снял когда-то отец. Надеюсь, ты не хочешь увидеть их сегодня? Там ведь часов на восемь, — взмолилась Джесси.
