Mara Palpatyne - Предпоследняя былина
Она приехала без сопровождения, если, конечно, не обращать внимания на фамилиара. А я была совсем одна – даже Пушинка не в счет. Ее пуссикет фыркал, готовясь к бою, но Добрыня осадила зверя:
– Вика, убери оружие, – сказала, поднимая щитоносную руку. Молотоносной она держала узду. – Закройся щитом, если хочешь, но я не биться пришла, а мириться.
– Слово витязя? – недоверчиво спрашиваю, опуская копье.
Она приложила руку к изображению Знака Божьего на зерцале:
– Слово витязя – мириться, не биться.
Смотрю на ее пальцы, тоненькие, сухие, со ссадинами и неровно обрезанными ногтями. Трудно поверить, но передо мной в седле сибирского пуссикета сидела сама Добрыня Никитишна, Старейшина витязей Запада.
Я спрятала копье.
– Что Вы хотели сказать мне, Добрыня? Я не вернусь к Оль… ко двору! Я уже выбрала свой путь.
Она посмотрела на меня. У нее ярко-голубые глаза, словно сияющие изнутри:
– Что ты, девочка… я о другом. Олька как с цепи сорвалась, на ноги всех подняла, – первый раз на моей памяти Княгиню назвали так, но Добрыне, наверное, можно (даже фамилиар у нее из сердца Зоны, тварь для нас непонятная), – Смертоносцев я успокоила – мертвым сердечные переживания живых до узды пуссикета, а вот валькирии – те принялись за тебя всерьез.
Она привстает в стременах – пуссикет тут же лег – и, описывая рукой полукруг за своей спиной, называет:
– 1, 12, 3, 10, 5, 8, 7, 6, 9, 4, 11, 2. Ближайшая – Двойка, до нее – три версты, хоть и лесом. Помнишь ее пуссикета?
Я тварюгу эту помнила. Говорят, у ее саблезубого фамилиара с мозгами не в порядке.
– Ну, тогда придется биться.
– Дура ты, – спокойно сказала Добрыня. Ты возле Чайки, девочка. В Зоне.
– Вы… вы полагаете… – у меня, наконец-то, появилась надежда.
Добрыня улыбнулась:
– Да. Запоминай, вон там – из-рыси, там – дивы, в трехстах саженях – гамаюны, а вооон за той развалиной, в пролеске – волки.
Я поклонилась:
– Спасибо, Добрыня.
– Ну, это ж небескорыстно, – пожала плечами та. – Времена нынче тяжелые – каждый витязь на счету, а ты все-таки валькирия.
Я посмотрела ей прямо в глаза. Они лучились смехом:
– Я так и поняла. Скажу, что ты поехала к пуссикетам, – крикнула она, когда я направила Пушинку за развалину…
…
Долгое время зверей Зоны считали выродками. Кто знает, почему? Так было до тех пор, пока Константин Полуликий, скрываясь от преследований княгини Елены, не обрел первого фамилиара. Елена оказалась изменницей, состоявшей в заговоре с Детьми Мрака, желавшими мечников извести. Тогда Константин призвал своих друзей и пошел войной на княгиню – свою жену. Все двенадцать первых витязей погибли и стали смертоносцами, а Елена Проклятая бежала в Зону и погибла от тринадцатого витязя, Анастасии, ставшей впоследствии новой княгиней. Ее фамилиаром тоже был волк…
С трепетом подъезжала я к Избушке. Сия конструкция была сложена из бревен и опиралась на полуметровый фундамент. Привязав Пушинку к коновязи, сперва наполнила ясли овсом и свежей водой. Сказать по правде – я боялась.
Добрыня была права – петля сжималась на шее мятежной валькирии, и спасти меня могло только одно. Мечник, хоть и сродственен Зоне, но покорен суду Княгини, а вот витязь – он отмечен Зоной. Этот странный союз – словно залог нейтральности, залог мира на границе…
«А если никто из них меня не признает?» – думала я, отдирая прогнившую риштовку со стен и потолка. – «Тогда я останусь один на один с двенадцатью разъяренными валькириями. Меня отведут подальше, к Зоне, в заросли селеборнов, похожих на клены, но светящихся в темноте. И там приму бой. Одна – против двенадцати…»
Но если я выйду с Совета в компании фамилиара – валькирии разожмут кольцо, и Ольга, Оленька моя, Олюшка… выпустит меня из своих объятий. Вот только будет ли это к добру или ко злу? Но все одно лучше, чем смерть.
За окном поднялся вой – меня зовут на Совет. Честное слово, не думала, что буду так нервничать, а поди ж ты… Их тоже было двенадцать – по одному от каждой из стай Зоны. Встали полукругом, и в сумерках я видела только их глаза и чувствовала мысли.
Мысли двенадцати волков – как симфония, нечто общее – но в ней выделяются определенные темы. И я почувствовала родную среди двенадцати разных.
Страх и неуверенность, решимость и стремление – кажется, это несовместимо. Но это не так.
Я обошла полукруг и вернулась к его центру. Наклонившись, посмотрела в серые глаза. Там, в их глубине, было понимание. Мы были как отражения в параллельных зеркалах – обреченность, но готовность сражаться до последнего.
Я положила руку ему на голову. Он метнулся ко мне, прижался к коленям и завыл – на долю секунды раньше, чем подало голос все Семейство, подтверждая посвящение.
– Идем, – хмыкнула я. – Теперь ты мой фамилиар.
Я постаралась убраться оттуда побыстрее – валькирии уже чувствовали произошедшее, но расслабляться было рано – могла отреагировать Зона.
Глава 4
Когда хозяйка отпустила меня посмотреть все интересное, я аж фыркнул от радости. Все-таки, в отличие от своего незабвенного братца, я больше с магией дружу, чем с грубой силой. А уж распутывать плетения чужих чар – особое удовольствие.
Осторожно подхожу к воротам и сую нос в траву снаружи. Так и есть – кончик основной нити жалко мерцал рядом с подорожником. Принюхиваюсь и удовлетворенно фыркаю – работа филигранная, носящая отпечаток истинного Мастера, и при всем этом… Очень характерный почерк. Из основы маг вытягивал вверх нити утка до тех пор, пока они не сплетались над домом в кокон, образуя купол. Кстати, там должен еще остаться клубок этой силы, но я, к сожалению, не умею летать. Да это и не нужно. По остаткам основы трудно вычитать имя мага, но… Но такая конструкция уже висела как-то над домиком в роще Семейства и пахла так же. А в домике… Как же ее звали-то? Ах, да, именно. Елена. Кстати, помнится, на Совет она так и не попала. Пахла невкусно.
Ох, за всеми этими размышлениями затекла лапа. Недовольно фыркаю и усаживаюсь, красиво разложив по траве свой хвост. Один из витязей назвал меня как-то Шоколадкой. Правда, я тогда был еще щенком, и прозвище это жутко не понравилось, тем более, что им часто потом меня дразнили, хотя даже не знали, что это такое. А теперь… У моей хозяйки такого же цвета глаза. Она тоже – Шоколадка. Теперь понятно, что это была похвала моему меху от того витязя, а не дразнилка.
Ой, что-то меня в воспоминания занесло. Встаю и медленно потягиваюсь. Так, думай, Этерн, думай. Это Нечто не купол охранный срезало, а через ворота прорывалось. Значит, летать не умеет. Это хорошо. Но… А запах где? Где запах того, что вскрыло эту магию?
