Ребекка Розенблат - Нежная как шелк
Тягостное молчание невыносимо растянуло ужин. Серьезно! Что бы ни говорили, а иногда время тянется намного медленнее, чем обычно. Последовавшая ночь казалась нескончаемой, особенно для меня. Я с большим трудом дождалась рассвета. Ази часто обещала мне показать «акт» — не знаю, что она имела в виду, — когда решится на него в первый раз. Так вот, этот первый раз планировался на следующее утро, поскольку она боялась, что другой возможности им с Доуиндером может и не предоставиться.
Мама и папа отправились по делам, бабушка с дедушкой сидели в библиотеке, а Чанно поехала по магазинам. Так что в доме в эти ранние часы было тихо. Нас с Ази оставили одних, потому что никто даже представить себе не мог, что мы отважимся на что-нибудь предосудительное так быстро после вчерашнего скандала.
Доуиндер смело вышел из кустов. Ази взяла его за руку и ввела в дом. Я подняла глаза к небу и принялась молиться, чтобы Бог простил меня за участие в столь страшном грехе — пустить в дом парня. Если обычные поцелуи вели к вечному пребыванию в аду, куда же Ази попадет после того, что собиралась совершить? Наверное, сейчас она может делать все, что хочет, подумала я, раз ей уже уготовано попасть в то место, хуже которого ничего не может быть.
Ази и Доуиндер отправились в нашу комнату, и я потащилась вслед за ними по требованию сестры.
— Смотри, — шепотом велела Ази.
Она неплотно закрыла за собой дверь, чтобы я могла все видеть через щель. Ее подмигивание устранило мои последние сомнения в том, должна ли я продолжать свое образование.
Пылкие объятия, как всегда, привели к поцелуям, только на этот раз к более горячим, чем обычно. Руки гладили тела поверх одежды, их дыхание участилось, сладкие ароматы сменились резким запахом пота. Потом рука Доуиндера медленно пробралась под одежду Ази, и он начал маленькими кругами проводить по ее животу, еще плоскому и не раздувшемуся. Каждый новый круг оказывался больше предыдущего. Каждый новый круг охватывал все большую часть тела Ази. Седьмой по счету достиг вверху ее груди, а внизу — темного треугольника волос.
Честно говоря, я не знала предназначение этих частей тела. О них мне было известно только одно — они служили для наслаждения. Сейчас у Ази и Доуиндера был такой вид, будто они готовились совершить огромный грех, нарушив все десять заповедей одновременно.
Доуиндер видел улыбку на лице Ази. Она закрыла глаза и застонала от удовольствия, как настоящая кинозвезда. Тогда он осмелел и стал гладить и ласкать ее тело. Соски Ази затвердели и увеличились. То же самое произошло и со мной, когда я впервые увидела обнаженного Сета. Я ясно представила себе приятные ощущения, которыми сопровождались такие превращения. Когда Ази вскричала от наслаждения, Доуиндер принялся нежно лизать и сосать ее соски и тереться круговыми движениями своими бедрами о ее бедра. Затем его правая рука скользнула вниз, туда, где курчавились темные завитки, и начала нежно двигаться вверх-вниз, взад-вперед. Сладострастные стоны Ази участились и заглушили ее громкое дыхание.
Следующим номером представления было раздевание. Вернее, не совсем раздевание, а скорее яростное срывание одежд. Я увидела их обнаженные тела. Знала ли Ази, как она хороша? Знал ли Доуиндер, как он прекрасен? Но самое главное заключалось в том, что они восхищались красотой друг друга.
То, что произошло дальше, я, честно говоря, не поняла. Доуиндер взял большой твердый отросток, торчащий у него между ног и составлявший, как я уже знала со слов сестры, предмет мужской гордости, и проник им внутрь Ази. Чем сильнее он заталкивал его, тем громче они оба кричали. Затем появилась кровь, но даже это не заставило их остановиться. Несомненно, один из них, а может, оба получили какое-то серьезное повреждение, что доказывали кровь и крики. Но кто мог помешать им? Только не я, так как мне ни в коем случае не следовало подсматривать.
Крики и стоны достигли апогея и неожиданно смолкли. Через некоторое время Доуиндер вынул этот свой отросток, и я увидела, что он получил серьезное повреждение во время «акта», так как заметно уменьшился в размерах. Слава Богу, что с Ази все было в порядке. Но я знала, что ее все равно необходимо как можно быстрее везти в больницу, чтобы удалить ту часть Доуиндера, которая осталась внутри нее. К моему удивлению, ни он, ни она не обмолвились ни словом об этом. Может, Доуиндер вырос в такой же семье, как наша, где не принято говорить о неприятностях и потерях?
5
Несколько дней Ази почти непрерывно тошнило и, казалось, что ее желудок никак не может очиститься. Хотя чему там было очищаться? Ведь у нее совсем пропал аппетит, и она ничего не ела. Мама постоянно интересовалась, почему ее рвет, не из-за растущего ли живота? Но при чем тут это, спрашивала я себя, если ее живот вместо того, чтобы стать раздувшимся, наоборот, еще больше впал?
Через пару Недель непонятная болезнь Ази пошла на убыль. Однако тревожила не сама болезнь, а тихие таинственные пересуды, которые она вызвала.
Состояние Ази обсуждали все, кроме меня. Но особенно обидно было, что и Ази начала избегать меня. Может, она заслужила, чтобы ей было плохо, подумала я. Но тут же устыдилась недобрых мыслей и испугалась, как бы мне самой не пришлось понести за них наказание. Страдания Ази казались мне тогда самыми худшими из всех существующих видов искупления грехов.
Суматоха в соседнем имении вызвала во мне любопытство, и я подкралась к стене. Это был Сет он вернулся целый и невредимый. Его кожа стала бронзовой от загара. Можно было подумать, он где-то прекрасно проводил время, но печальное выражение его лица подсказывало мне, что случилась беда. Я хотела знать, что произошло, поскольку надеялась утешить своего возлюбленного. Каким бы ужасным ни было несчастье, я собиралась позаботиться о том, чтобы наше прекрасное воссоединение заставило его забыть о нем.
Тем же вечером слуга Сета тайком принес мне письмо. Это письмо и стало наказанием за мои плохие мысли об Ази, а также объяснило таинственные разговоры в нашем доме. Оказывается, принадлежащее мне от рождения право на Сета было безжалостно отнято у меня и передано Ази точно так же, как это происходило с моими рождественскими подарками. Так как сейчас старшей дочерью в нашей семье стала она, то она и должна была выйти замуж за Сета.
Неужели мой грех за то, что я пожелала ей плохого, перевесил все совершенные ею грехи? Получалось, что перевесил. Ведь я согрешила против своей сестры-сироты, а все ее грехи были совершены против нее самой. Самое печальное во всем этом было то, что я никогда по-настоящему не желала ей зла, никогда по-настоящему не хотела, чтобы она болела. Неужели Бог не знает об этом?
