Хелен Майерс - Любовь и предательство
Наконец взгляд его остановился на револьвере.
— Это что, шутка?
— Нет, просто я не успела надеть форму.
— Так вот почему ты здесь. Забавно, как изменился теперь смысл светских визитов.
— Пожалуйста, Хью... — Она даже не пыталась скрыть усталость, прозвучавшую в голосе. — Я только пятнадцать минут назад узнала о том, что ты в городе, а сама вернулась сюда минут двадцать назад.
Она надеялась, что он найдет в себе силы не принимать в расчет значок и оружие. Если бы только ей удалось достигнуть в общении с ним прежнего уровня, чего никому другому больше не удавалось!.. И вновь ее охватила злость на отца за то, что он решил извлечь выгоду из их прошлого.
— Это место не для тебя, — с горечью сказал он. — Возвращение домой будет не слишком приятным.
— Да... не знаю, будет ли оно приятным, но одного не будет — насилия.
— Надеешься, что значок и пистолет могут остановить неизбежное?
Он теперь говорил так, словно направлялся на отстрел в загон для скота. Придется испробовать другой подход.
— Что бы ты ни думал, Хью... я рада, что ты вышел.
— Значит, ты одна из немногих.
— Я слышала другое.
— Разве?
Его пронизывающий безжалостный взгляд пугал ее. Однако основания для такого ожесточения у него были веские.
— Нам нужно поговорить.
Он снова внимательно посмотрел на ее значок и револьвер.
— Пока ты носишь весь этот хлам? Пожалуй, невозможно.
— Я готова оставить револьвер и значок в машине, если это поможет.
Проблеск какого-то первобытного чувства промелькнул в его глазах.
— Можешь снять все, что захочешь.
— Зачем так разговаривать? Мы были друзьями когда-то.
— Друзья не посылают друзей в тюрьму.
— Я не посылала тебя в тюрьму. Это сделали судья и присяжные.
— Но ты сказала отцу, где меня найти.
— Чтобы спасти тебе жизнь! Иначе Мердок Марсден нанял бы кого-нибудь, чтобы охотиться на тебя, как на животное, и хладнокровно убить. Я не стану просить прощения за свой поступок.
Он не ответил, во всяком случае, не произнес ни слова. Однако преодолел незначительное расстояние, разделявшее их. Ленивая, даже надменная походка дала ей достаточно времени, чтобы подтвердить свое первое впечатление — он не терял в тюрьме времени даром и постоянно занимался гимнастикой. Под покровом черных густых волос на груди скрывалось крепкое упругое тело. Им можно было любоваться, когда он был молодым двадцатидвухлетним парнем. Теперь же от этого тридцатишестилетнего, моложавого, без единой седой пряди в волосах мужчины нельзя было оторвать глаз. Но, Боже, его лицо... Горечь и суровость в этих резких чертах было невыносимо видеть. В его глазах запечатлелось ожесточение человека, страдавшего каждый день из тех четырнадцати лет, которые отняли у него.
Ей потребовалось собрать все свое мужество, чтобы не взяться за рукоятку револьвера.
— Когда ты подстригла волосы?
Вопрос прозвучал неожиданно, но он был лучше многих других, которые Хью мог задать.
— Когда поступила в Детройтскую полицейскую академию.
Выражение его лица стало еще мрачнее. Он снова принялся пристально рассматривать ее. Взгляд задержался на ее губах. Когда-то он сказал, что у нее потрясающая улыбка и что одни только ее поцелуи способны довести его до оргазма. Став старше и мудрее, она теперь понимала, что мужчины часто говорят подобные вещи женщинам, чтобы затащить их в постель. Но с Хью все было наоборот. Это она умоляла его, казалось, целую вечность. Он отвергал ее каждый раз, потому что тогда ей было только семнадцать, отвергал, хотя сам не раз говорил, что они созданы друг для друга. Он хотел подождать и проявил достаточно выдержки. До ее восемнадцатилетия.
Тейлор вздохнула с облегчением, когда он перевел взгляд на ее значок.
— Если ты детройтский полицейский, зачем носишь этот?
— Я уволилась.
— Почему?
— Были на то личные причины.
— Должно быть, немалые. Отказаться от того, что могло принести хорошую пенсию... — Он медленно протянул руку и потрогал сверкающий кусочек металла. — Это принесет тебе намного меньше.
Было невыносимо ощущать близость его пальцев у груди. Видит ли он, как затвердели ее соски?
— Деньги еще не все.
Рука Хью упала.
— Слышал, что твой старик повредил ногу. С ним все в порядке?
— Поправится месяца через полтора.
— Что произошло с Сандовалом?
— Горожанам осточертели его хамские методы. Отцу пришлось уволить его.
— А других претендентов на эту должность не было?
— Я оказалась наиболее опытной.
Как и следовало ожидать, эти слова заставили его снова внимательно всмотреться в ее лицо, на этот раз сосредоточившись на глазах. Казалось, целую вечность он просто смотрел, а точнее, пытался прочесть ее мысли. Но она уже не была для него открытой книгой, как прежде, однако позволила ему прочесть в своем взгляде сожаление... и отказ подчиниться ему. Но ни одно из этих чувств, похоже, не произвело на него впечатления.
— С опытом ты или без него, все равно тебе не следовало возвращаться, — сказал он наконец.
Уловив более спокойные нотки в его голосе, Тейлор позволила себе приступить к разговору, ради которого приехала.
— Тебе тоже не следовало приезжать. Люди нервничают, Хью.
— Боятся, что кровожадный метис снова впадет в неистовство?
Ей было неприятно, что он так говорит. Никто в округе, за исключением снобов наподобие Марсденов, никогда не говорил ничего унизительного по поводу его происхождения.
— Давай скажем так: у тебя есть здесь друзья, которые обеспокоены, не вынашиваешь ли ты замыслы о мести.
— А разве невиновный не имеет права думать о мести?
Нет, она не полезет в расставленную им ловушку. Придется сказать то, что ему не понравится.
— Мой отец... шеф намерен получить от тебя заверения, что ты уедешь прежде, чем произойдет то, о чем все мы будем сожалеть.
— Скажи отцу, чтобы не тратил попусту слова.
— Никто не хочет неприятностей, Хью.
— Правильно. Вот почему ты явилась сюда с оружием.
— Я получила его вместе со значком. Тебе это известно.
— Уходи, Тейлор. Убирайся с земли, принадлежащей моей матери, и уноси ноги из этого злосчастного городка. Это не то место, которое ты помнила. Наверное, мы обманывали себя, считая его лучше, чем он был на самом деле.
